Каждый вдох и выдох равен Моне Лизе

Плохой знак.

– Следи за мыслью, – сказал он тоном инструктора по технике безопасности. – Ритуал требует костей. А лучше – свежего трупа для совместного захоронения. Спрос порождает предложение. Так что из «нежной» традиции вырос чудовищный бизнес похитителей тел, как тут не расчувствоваться… Ты спрашивала «где берут невест?» Ну где… Есть посредники, которые этим занимаются.

– Достают невест из-под земли?

– Если понадобится. Но это что! Тут какое-то время назад в одной из провинций случился взрыв на шахте. Погибло много молодых шахтеров. А значит, как ты понимаешь, образовался локальный дефицит призрачных невест. Один тамошний посредник в какой-то момент решил, что убивать легче и прибыльнее, чем грабить свежие могилы. Находил одиноких женщин, с инвалидностью или там психическими болезнями – словом, тех, кого не хватятся – и сбывал для призрачных свадеб. Успел выдать замуж на тот свет шестерых, кажется, прежде чем его вычислили и казнили.

– Господи! Китайский Раскольников…

– О да… М-м-м, я это использую? – он достал блокнот и сделал в нем пометку про Раскольникова.

Дела. Мрачная история. Хорошо бы вписалась в «Плацентарные мистерии». Я рассказала о них журналисту. Он оказался большим энтузиастом современного искусства, так как был окружен Прекрасным с детства: «Моя мать какое-то время работала в полиции, рисовала портреты преступников по описанию». Он был хорошо знаком с местной художественной жизнью (вел колонку «арт-еженедельник» с обзорами типа «Десять выставок, которые нужно увидеть в эти выходные!») и видел все то же, что и я во время своей «одиссеи по музеям-галереям».

Я и сама не заметила, как уже полчаса обсуждаю современное искусство с азартом, которому всегда так завидовала, наблюдая подобную страсть у людей более тонкой душевной организации.

На «мистериях» он все же не был и затребовал приглашение. Выставка еще висела, а ему для статьи… Мы обменялись телефонами, и я переслала ему пресс-релиз.

Мы допили остывший кофе и двинулись к обочине.

– Пришлешь мне заметку про невест, как выйдет? – спросила я его по дороге.

– Если выйдет, – поправил он. – Здесь, конечно, скандалы подобного рода под цензурой. На западе это тоже… неловко, сама понимаешь: белые империалистические псы глумятся над культурным разнообразием. Справедливости ради, такие вещи и вправду отдают желтой прессой. Так что я увожу тему от «шок! сенсация! разоблачение!» на что-то вроде «местные верования о загробной жизни и погребальные ритуалы. Вот, например, свадьба с мертвецом…»

– Все равно пришли, что получится. – Мы стояли у его машины, и я приготовилась прощаться. – Я большая поклонница загробных миров, и это было захватывающе!

– О, здешний загробный мир ошеломительно развит… М-м-м, хочешь покажу что-то? Проедемся немного?

Я замялась. Молодой, красивый иностранец с мрачным чувством юмора и неотразимым подкатом про загробных невест хочет показать мне «что-то». К тому же знает, кто такой Раскольников… Непонятно, как расценивать последний факт – как доказательство его образованности, а следовательно – безопасности? Или?.. Он считал мое замешательство и широко распахнул глаза, как обиженный ребенок:

– Я не имел ввиду… Но я понимаю, что… то есть… – он собрался и договорил, не изменившись в лице, – я просто отвезу тебя на кладбище, убью и продам в сексуальное рабство какому-нибудь покойнику. Но только если тебе комфортно?

И-и-и продано! Я села в машину, решительно поместив Раскольникова в категорию «совершенно безопасных людей».

– Что ты хочешь мне показать? – сменила я тему.

– Сюрприз! Тебе понравится.

Мне понравится сюрприз. Ладно.

* * *

В машине я какое-то время задавалась вопросом, может ли у маньяков быть развитое чувство юмора? Должны же быть какие-то исследования по теме? Гуглить я, однако, постеснялась и заговорила на отвлеченную тему:

– Так твоя мама рисовала маньяков в отделе криминалистики?

– Да.

…

– А папа? – после некоторой паузы спросила я.

И тут выяснилось, что Раскольников вырос в семейке Аддамс. Его отец преподавал литературу абсурда в университете. Читал сыну на ночь книжку «Мой первый Кафка», которая, хоть и была адаптирована для детей, но пугала маленького Раскольникова до энуреза. Он очень боялся заснуть и проснуться тараканом.

Отец сжалился и перешел на «более веселые» книжки Эдварда Гори, но все детство Раскольников провел под дулом «кафка-бластера», которым папа называл обыкновенный водный пистолет. Сыну он внушил, что выстрел из кафка-бластера превращает человека в таракана, так что маленький Раскольников очень хорошо учился в частной школе, а когда вырос, то поступил в Королевский колледж Лондона на факультет философии.