Каждый выбирает по себе

— Чем тебе здесь не по нраву? — сказал Борута. Не принято было у них лезть в душу, но отпускать человека, к которому привязался, не хотелось. Ученик просто пожал плечами, не удосужившись объяснить свое решение. — Может быть, раздумаешь?

— Нет.

— Ты свободен в своих решениях. Только ведь ты не зря мне это сказал, мог просто уйти.

— Я пришел просить тебя о помощи, — Родослав пытливо заглянул в глаза своего наставника. Откажет, нет? — Ты можешь вернуть меня туда, откуда я попал к вам?

— Одним махом через полмира перескочить хочешь? Тоже верно… Хитер… Неизвестно, доберешься ли, ногами землю топча. А если нет? Ты ведь так толком и не смог пояснить, как оказался на границе. Случайность не закономерность, сложно повторить то, что произошло лишь однажды… Многое надобно учесть, найти первопричину, а это дело долгое, требующее времени. — Борута стал припоминать, что рассказывал мальчик давным-давно. Подзабылось уже, стерлось из памяти, ибо не было необходимости возвращаться к рассказу перепуганного детеныша, другие дела имелись тогда, куда важнее. — Спиральная дорога, говоришь? Чудное представление у твоих родичей о путях иных… Вход в никуда — вошел живой, вышел мертвый…

— Это не для того построено было, чтобы людей убивать, — обиделся сразу за весь род людской Родослав. — Это… — Он замялся, припоминая: — Это…

— Не мучайся, — прервал его арий. — Да тебе просто повезло, что твой путь привел в Ариан…

— Я не спорю! Но если есть вход, то должен существовать и выход, — с горячностью возразил Родослав, — ведь Ариан не закрыт от Мира.

— Не закрыт, верно, только вряд ли я смогу повторить все условия, чтобы вернуть тебя на то же самое место, а иного ведь ты не хочешь.

— Не хочу, — ученик упрямо опустил голову, избегая прямого взгляда наставника. — Я домой хочу.

"Не станешь же рассказывать, что, несмотря на всю привлекательность жизни в Ариане, я так и остался здесь чужим… Что даже Тиса, одна из немногих, кто с приязнью относился ко мне, и та, как оказалось, видела во мне всего лишь опасную для ариев особь, за которой надо было следить и следить в оба глаза. — Родослав заметно погрустнел. — Не будешь же наушничать Боруте на его собственное дитя! Тиса, такая далекая и такая родная… Может, все же смириться и принять все, как есть? Нет… Сколько можно доказывать, что я ничем не отличаюсь от них? Не смогу".

— Что ж, если ты так решил, то удерживать тебя я не буду. Попробую.

Глядя, с каким легким сердцем вышел из дома ученик, заручившийся поддержкой, Борута грустно думал: — "Конечно, помогу, как не помочь… Он думает, что я ничего не понимаю. Трудно такому, как он, ужиться с нами. Он же весь открыт, все его переживания, как на ладони, а уж аура полыхает так, что глазам больно. Так и не научился закрываться, а может и не хочет, не в его природе это. Мы привыкли уже отгораживаться друг от друга не только расстоянием, но и мыслями, а он… Нас осталось очень мало и каждый сам по себе. Мы постепенно вырождаемся, только вот не собираемся в этом признаваться. Что у нас остается, кроме Ариана? Только тщательно хранимые знания, а любить мы уже разучились, отвыкли сопереживать, да и не хотим. Нам хорошо жить вот так, поодиночке, подменив чувства холодными рассуждениями. И вряд ли когда-нибудь что-то изменится… Разве этого хотели наши прародители, когда пробирались сюда, на Север, спасая остатки своего народа, разве об этом мечтали, создавая для своих потомков прекрасную страну? — Мысли, приходившие к нему уже не первый раз, тревожили душу, но делиться ими с кем-то он не торопился. Ариев устраивала их жизнь, и менять её они не собирались, а от смутьянов быстро избавлялись проверенным способом — изгнанием. Этого Борута не хотел, он просто не представлял себе иной жизни, кроме, как в Ариане. — Мы уйдем, даже самая долгая жизнь не бесконечна, и ничего от нас не останется, кроме… — он задумался: — Да ничего от нас не останется, если даже сейчас о нас никто не знает!".

А Родослав, выйдя на крыльцо, с ненавистью уставился на солнце. За все это время он так и не смог привыкнуть к светилу, не покидающему небосклон по несколько месяцев, и не смог смириться с долгой-долгой ночью, часто вспоминая неповторимые закаты и восходы своего детства, только вот тогда он не ценил очарования зорь, что диковинными желто-красными цветками распускались у горизонта. Существовали куда более занимательные дела, а вот здесь осознал, как же ему не хватает этой привычной смены дня и ночи. "Скоро! Скоро это все закончится… — направился к своему неказистому жилью, построенному недалеко от дома наставника. Склонность ариев к пышному убранству ему претила, потому и жил он, как привык, неприхотливо. Шел и мысленно возвращался к недавнему спору с арийкой: — Неправа Тиса, говоря, что мне их жилища не по душе, оттого, что я не привык обмирать от восторга, любуясь изысканными плодами вдохновения ариев, что наше убогое бытие определило мое сознание… А ведь она даже не видела работу наших мастеров-древоделов, она ничем не хуже. Ладно, в чужом дому хозяев не охаивают, и жить не учат".