Казино "Шахерезада"

– У меня из головы не выходит план Бони взорвать «Шахерезаду» и поскорее приступить к реализации своего нового проекта. Тут такие деньги замешаны, и вдруг, представь, из шкафа вываливается скелет сорокалетней давности: убийство Амиры. Подобный поворот меньше всего ему нужен.

– Прости, что напоминаю, но Сохилл предупреждал тебя не задавать вопросов относительно гибели Амиры. Что в таких условиях собираешься делать?

– Задавать вопросы.

– У тебя есть шансы стать первым детективом, уволенным из полиции всего через несколько дней после приема на работу, – рассмеялась Серена. – Ладно, пошли отсюда, угостишь меня ленчем.

– Обязательно.

Сложив в стопку распечатки и коробки с микрофишами, Страйд направился к столу дежурной по залу. Неловко балансируя с неустойчивым грузом, он остановился и, обернувшись, попросил Серену:

– Возьми журнал, пожалуйста. В нем, кстати, статья нашего друга Рекса Тиррелла.

Серена подхватила журнал со стола, наугад раскрыла, наткнулась на фотографии.

– Это Амира, – пояснил Страйд.

На черно-белом снимке, взятом из журнала шестидесятых годов, Амира была изображена в сексуальном испанском платье. Черные волосы прилипли к лицу, руками она приподнимала край юбки, демонстрируя длинные красивые ноги. За ней, в такой же позе, замерла одна из девушек, сопровождавших ее танец.

Страйд приблизился к столу дежурной и ссыпал на него коробки. Посмотрев на Серену, он удивился, заметив, что та продолжает стоять.

– Серена, что с тобой?

Она, казалось, не слышала его. Затем, медленно перегнув журнал и ткнув пальцем в фотографию, произнесла:

– Ты знаешь, кто эта девушка, позади Амиры? Бабушка Питера Хейла, сбитого насмерть мальчика.

Часть вторая Клэр

Глава 14

Для такого профессионала, как он, быстро вскрыть машину и скользнуть внутрь – детская забава.

Он ждал на заднем сиденье «лексуса», припаркованного в тени наклонной подъездной дорожки к той части популярного универмага, где проходил показ мод. «ЗИГ-зауэр» лежал на сиденье рядом с ним.

«Лексус» стоял неподалеку от магазина «Ниман». Естественно. Разве может молодящаяся старушенция пройти мимо демонстрации последних моделей одежды? Семьдесят пять лет. Тщедушная как птичка. Она припарковалась в специально отведенном для инвалидов месте. Конечно, у нее же артрит. Тонированные стекла машины не давали заглянуть в салон, зато он все отлично видел. Он заметит ее сразу, как только она выйдет из здания.

В боковом стекле на несколько секунд появилось его собственное отражение. Он поймал себя на том, что внимательно разглядывает себя – хмурое, с тяжелыми чертами лицо, густые темные волосы, волевой, резко очерченный подбородок и глаза, две темно-коричневые, почти черные, точки. Его глаза пугали, он это хорошо знал. Тому, кто смотрел в них, казалось, будто он попал в мрачную комнату, из которой нет выхода.

Под стать своему взгляду и он сам: холодный, бесчувственный, стремившийся лишь к одному: достичь своей цели.

И только он один знал, что совсем недавно, в случае с этим мальчишкой, с Питером Хейлом, характер подвел его. Что-то в нем тогда надломилось, и он забыл про тренировки, своих армейских инструкторов, учивших его смотреть на страдания и смерть других невозмутимо, словно через окуляр микроскопа. Изучать. Учиться. И ничего не чувствовать.

А мальчишка заставил его изменить себе, почувствовать, причем так сильно, что он отказался от наполовину выполненного плана, чего с ним никогда не случалось, и наметил иную цель.

Жертвой должна была стать мать мальчика, но он передумал и убил его.

Никто и никогда не узнает о минутной слабости, и все же он ощущал легкое беспокойство. Не нравилась сама мысль, что он вдруг, как в далекие годы, поддался ярости. Он знал: злоба заставляет совершать ошибки. Он же был стратегом и исполнителем одновременно; имея цель, разрабатывал и выполнял планы.

Открылись двери лифта, которым пользовались инвалиды, и на тротуар ступила она, с двумя большими пакетами с покупками. Она двигалась медленно и осторожно. Всякий раз, ступая на правую ногу, морщилась от боли в суставах. Он отлично видел ее, а она его – нет: ни когда подошла к багажнику и стала укладывать пакеты, ни когда, звеня ключами, отпирала дверцу автомобиля. Даже когда она наконец открыла дверь и, с трудом нагнувшись, принялась устраивать свое тщедушное тело в водительском сиденье. На улице было темно, в салоне машины – тоже. Она захлопнула дверцу. Сидя за ней, он следил за ее движениями. Она отдышалась и расслабленно вздохнула – видимо, боль в ноге отпустила.

Склонившись, она несколько раз ткнула ключом в замок зажигания, с четвертой попытки попав в личину. Как только она завела машину, салон наполнился звуками легкой классической музыки. Старуха откинулась на спинку кресла, положила голову на подголовник, немного отдохнула.

Только тогда она заметила его отражение в висящем перед ее глазами зеркале.

Она не успела вскрикнуть – приподнявшись, он зажал ей рот широкой ладонью. Пугать пистолетом не стал – зачем? Он просто нагнулся к ее уху и мягким успокаивающим тоном тихо проговорил: