Казнь и козни дочери смерти (СИ)

— Доброе утро, матушка, неужто снова буяните? — полилась из его рта приторно-сладкая речь.

Ласковый тон ввел женщину в ярость, ее холодный неистовый взгляд заметался в разные стороны.

— Не смей звать меня матерью, гнилое отродье! Я вырву твой поганый язык! Скормлю тебя псинам! — она сорвалась с места, но Кайдис, оставаясь все также спокоен, выставил руку вперед. Невидимые путы охватили тело графини, и одна из невидимых нитей туго оплела ее тонкую шею.

— Отпусти меня, сволочь! Отпусти!

— Ладно, миссис Притт, будь по-вашему.

Он самую малость ослабил хватку.

— Я тебя придушу! Выпусти меня!

Сын судеб вздохнул.

— Миссис Притт, и вам еще не надоело? — видя, как горло женщины покраснело, он ослабил нити еще чуть сильнее. — Если так не хочется меня видеть, не стоит вредить окружающим. Корчите из себя жертву? — он рассмеялся. — Вы вправе уйти отсюда, когда пожелаете! Вправе пойти в церковь и рассказать всем о монстре, что забрался в ваш дом и чужие умы. Почему вы еще это не сделали? Я ведь дал вам на это добро!

Женщина зарычала:

— Лживый ублюдок!

— Ну вот снова вы, — он покачал головой. — Если не хотите бежать, то хотя бы прекратите наносить людям вред. Они не виноваты в ваших грехах, госпожа, — глаза Кайдиса похолодели. — Если вы не усмирите свой гнев, я заставлю вас пройти через все, что довелось испытать мне и нашей с вами прислуге. В этот раз я не лгу, можете быть уверены.

Он вышел из комнаты, окончательно отпустив нити. Женщина все еще выкрикивала ругательства, но Кайдис ушел так далеко, что слова превратились в обрывки. Миссис Притт его так яростно проклинала, но он уже давно смирился с проклятиями. Он и сам отлично проклинал сам себя.

— Велеть подать госпоже успокоительного отвара? — поинтересовался дворецкий.

— Да, и мне принесите, я буду в саду. Нужно остудить голову.

Кайдис вышел во дворик, снег красиво лежал вдоль дорожек, а ветер нес в себе свежесть нового дня. Так спокойно. Ему нравилось наслаждаться этой прохладой, она остужала пыл, очищала разум и голову, застилала тяжелые мысли пеленой студеных сугробов.

Он приблизился к склепу и, опустив капюшон, поклонился. У знатных семей было принято хоронить прах членов семьи в одном месте. К счастью, пепел Кайдиса в этом склепе никогда не останется. Его пепел вырвется на свободу, опадет словно снег на земли Итевы и однажды исчезнет.

Все однажды закончится.

— Эй, Варти, твоя мать снова желает мне смерти, — Кайдис остановился, склонив голову над могилой. — Она говорит, что я лживый ублюдок, не далеко от истины, да?

Он засмеялся, и пара горячих слез скатилась по алым от холода щекам.

— Я ведь просил тебя не бросать меня с ней наедине, умолял не умирать. Зачем ты так со мной?

Теперь он зарыдал. Чистенькими манжетами он принялся утирать свои слезы, теперь они уже не были так опрятны.

— Варти, какой же ты… Ты… — голос перешел в рык. — После смерти схвачу все твои нити, привяжу их к себе, тогда ты не посмеешь сбежать!

Кайдис уселся на корточки и принялся вытирать платком упавшие слезы. Несколько капель опали на крышку пустого надгробия, нельзя их так оставлять. Ему вряд ли понравится, что Кайдис снова начал рыдать. Варти не любил, когда Кайдис рыдает.

Сын судьбы усмехнулся и уселся на каменный пол.

— Эй, Варти, а ты знаешь, я ведь собираюсь начать жить на всю катушку. За нас двоих, разумеется. Буду учиться и путешествовать, найду учителя, заведу пару друзей, а может, даже в Итевиль перееду. Говорят, там всегда светит солнце. Буду постоянно гулять и нарываться на неприятности, потому что… Потому что могу! Кто меня теперь остановит-то?

Он снова усмехнулся.

— Что сказать нечего? Завидуешь или радуешься, что наконец твоей воле последую?

Кайдис дотронулся до оборванной красной нити на своем теле и закрыл раскрасневшиеся глаза, в голову ворвалась вереница видений.

— Тебе надо больше гулять, идиот, — сказал болезненного вида мальчишка, смотря в окно своей спальни.

Варти прятал лицо, уперев взгляд в окно. Он хотел бы нахмуриться, чтобы выглядеть грозно в глазах глупого братца, но лицо слушаться его не желало. Несносный мальчишка не вызывал его гнева, но смотреть на Кайдиса все-таки было до смерти стыдно. Из-за болезней истинного наследника рода Рантел тело Кайдиса не росло, оно исхудало и стало болезненным. Вартимей виной этому, но Кайдис никогда этого не признает, потому как слишком привязан, слишком добр и глуп.

— Да что я на этих прогулках не видел? — Кайдис театрально вздохнул и развел воздух руками. — Деревья да трава. Я и из окна все вижу прекрасно.

— А город? Город тоже из окна видишь?

— Да сдался мне этот твой город. Ну люди как люди, вон, у нас в усадьбе их пруд пруди. А домишки и улицы меня мало волнуют. Тоже мне, нашел причину повредничать.

Варти опустил голову на подушку, закрывая руками лицо.

— Нет, ну я хоть как-то могу тебя заставить уйти? Ну вот зачем ты тут со мной торчишь? Делать тебе совсем что ли нечего?

Кайдис переступал с ноги на ногу и не знал, что на это ответить.

— Может почитаем вместе? — робко спросил он.