Казнь королевы Анны

Элиа, неподвижная и бледная, как статуя, не отрывала глаз от лица Екатерины.

– Мне страшно тяжело, – промолвила больная бессильным голосом.

Она остановила на нежном личике девушки долгий, пристальный взгляд, и этот взгляд светился тем загадочным блеском, который появляется во взорах умирающих: сердце Элиа сжалось.

Девушка начала привыкать к мысли, что потеряет Екатерину, но чем быстрее угасала в ее сердце надежда, тем сильнее становилась ее преданность несчастной королеве. Один Бог был свидетелем ее страданий в эти бессонные, мучительные ночи у ложа забытой всеми умирающей королевы. Она бы, не задумываясь, отдала и жизнь и душу, чтобы облегчить мучения больной.

Увидев по едва заметному движению, что королева хочет изменить положение, Элиа помогла ей лечь поудобнее.

– Дитя мое, – сказала с усилием королева, – болезнь до такой степени изнурила меня, что я, как царь Давид, готова молить Бога открыть, сколько мне еще предстоит страдать на земле.

Горячая слеза скатилась из глаз Элиа на руку Екатерины.

– Просите Его лучше, – воскликнула она пылко, – чтобы Он избавил вас от всех ваших врагов и возвратил здоровье и спокойствие, обещанное Им угнетенным и страждущим!

– Нет, Элиа, – ответила печально королева, – я не стану просить ни то ни другое… Я устала от жизни… Неужели Шапюис все еще не приехал? – добавила она после короткой паузы.

– Нет еще, но он, вероятно, приедет завтра! – отвечала девушка.

– О, если бы он мог привезти с собой Марию, если бы Бог дал мне счастье увидеть мою дочь перед вечной разлукой! Как ты думаешь, Элиа, осуществится ли это давнее желание?

– Увы, ваше величество, я этого не знаю, – ответила печально и задумчиво девушка.

– Погоди! – сказала вдруг с волнением Екатерина. – Я слышу голоса: это они, беги, беги скорее!

– Нет, – возразила Элиа, – тихо, как и прежде.

– У меня страшный шум в голове и в ушах… Я могу не услышать, – сказала королева.

– Постарайтесь уснуть. Я буду караулить и обещаю вам разбудить вас, как только приедет посланник.

– Я не могу уснуть! – воскликнула с мучительной тоской королева. – Мне кажется, что я лежу на раскаленном железе, воздух не проникает в легкие… я не могу лежать… я не могу дышать!

Элиа с беспредельной любовью смотрела на Екатерину; склонив к ней русую головку, она взяла охладевшие руки королевы и прошептала с истовой мольбой:

– Творец! Пусть моя сила перейдет в это бедное измученное тело! Пусть мой здоровый сон сомкнет эти усталые, угасшие глаза.

Неизвестно, чем была вызвана перемена в самочувствии больной, но не прошло и минуты, как нервные подергивания внезапно прекратились, тяжелое дыхание стало ровным, и Екатерина уснула крепким, спокойным сном.

Затаив дыхание, Элиа осторожно поправила подушки, прикрыла ноги спящей одеялом и, подойдя к распятию, преклонила колени и начала молиться.

Глава XIV Последние минуты

Солнце поднималось на синее безоблачное небо и заливало светом обширные поля, покрытые высокой золотистой рожью, и луга, окружающие мирный городок Кимблтон.

От малейших дуновений ветра тяжелые колосья, подобно волнам на спокойных водах озера, огражденного высокими скалами от вторжения бурь, то наклоняли янтарные головки, то поднимали их. Розовые цветы полевой повилики обвивали стебли и, переползая с одного на другой, соединялись в гибкую цепь; быстрокрылые ласточки взвивались в поднебесье.

Стада шли, поднимая тучи пыли, на привольные пастбища; пастухи перекликались, и лай собак сливался с мычанием коров. Все пробудилось к жизни и к дневному труду.

Мерные звуки благовеста призывали население Кимблтона в храм. Древний собор с массивными, потемневшими сводами постепенно заполнялся верующими, и священник готовился начать богослужение, когда в церкви послышались движение и шаги и Элиа, дрожащая и бледная, как призрак, приблизилась к решетке, окружавшей алтарь.

– Королева умирает и хочет причаститься! – с трудом прошептала она, задыхаясь от слез.

– Королева умирает? – повторили с испугом несколько голосов.

– На колени, друзья мои, помолимся за эту отходящую, измученную душу! – обратился священник к взволнованной толпе.

Почти в ту же минуту раздался глухой, мерный и торжественный звон, возвещавший, что чаша со Святыми Дарами выносится из церкви.

Потрясенные вестью, многие горожане вышли следом за Элиа на соборную паперть.

– Так она умирает? Вы уверены? – приставали они к убитой горем девушке. – Мы не видели ее уже несколько дней, но ведь недавно она сидела в своем садике! Ответьте же нам, Элиа!

Эти расспросы еще больше усилили тоску молодой девушки.

– Ей стало лучше, и я уговорила ее подышать свежим воздухом, – отвечала она, – но ее организм был настолько надорван, что она не смогла, разумеется, вынести новых волнений! Она долго ждала испанского посланника, и он прибыл сегодня; но ему не разрешили привезти к ней дочь.

– Как? К вам прибыл посланник? – воскликнули внезапно несколько человек.

На лицах горожанок выразилось такое живое любопытство, что они, вероятно, забыли на время о судьбе Екатерины.

– А красив ли посланник? Он одет по-испански?