Казнь королевы Анны

– Клянусь душой и честью, что повелитель мой исполнит вашу последнюю волю! – проговорил посланник с печальной торжественностью.

– Да хранит его Бог! – сказала Екатерина. – Передайте ему, что упование на его благородное любящее сердце облегчило мне тяжесть расставания с жизнью! Повторите ему, что я прошу его охранять мою дочь с неусыпной бдительностью и помнить, что у нее нет иных покровителей. Творец земли и неба, могла ли я предвидеть, что стану просить о родной дочери чужого короля?

Слова эти заметно оскорбили посланника, но он тут же смягчился при мысли о страшных испытаниях, которые пришлось пережить Екатерине.

– Не чужого, – заметил он печально и спокойно, – а близкого вам родственника и преданного друга.

– Да, вы правы, Эустахио, – согласилась умирающая, протянув ему руку в знак сожаления о сказанном.

Королева замолчала: дыхание ее сделалось еще более тяжелым и прерывистым.

Почти в ту же минуту вдали послышался однообразный гул, и толпа горожан заполнила пустынную улицу, на которой находился мрачный и бедный домик Екатерины.

– Шапюис! – проговорила с усилием больная. – Этот шум означает, что Элиа исполнила свое обещание и что молитвы церкви отведут от меня ужас смертного часа.

Она сложила руки, и лицо ее приняло выражение странного, неземного спокойствия.

Посланник отвернулся, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы; он спрашивал себя, почему он, смотревший с глубоким равнодушием на поля сражения, усеянные убитыми и ранеными, был так чувствителен у постели умирающей женщины.

Топот многих ног раздавался все ближе; послышались голоса, воспевавшие славу и величие Божье.

– Кто-то стучится в дверь, – сказала Екатерина. – Потрудитесь открыть, Шапюис!

Посланник поспешил исполнить эту просьбу. Открыв дверь прихожей, он увидел высокого, чрезвычайно статного молодого мужчину, с открытым, привлекательным лицом, с черными, шелковистыми густыми волосами; его бархатный плащ был опушен мехом, на широкой груди блестела массивная золотая цепочка с таким же медальоном; из-под плаща виднелась шпага чудесной работы, с рукоятью, унизанной яркими изумрудами и крупными бриллиантами.

Незнакомец вошел в небольшую прихожую.

– Извините, – сказал он с явным замешательством, – я прибыл в Кимблтон для того, чтобы увидеться с английской королевой, и мне указали этот скромный домик.

– Вам указали верно! – проговорил Шапюис.

– И она… в этой комнате? – прошептал незнакомец, обратив темные, прекрасные глаза на боковую дверь.

– Да, но что вам угодно? – спросил резко посланник.

– О, мне нужно просить вас о громаднейшей услуге! – отвечал незнакомец умоляющим тоном. – Дайте мне возможность увидеть королеву! Я – граф Нортумберлендский и всегда был в числе ее преданных слуг.

– Вы лорд Перси? – воскликнул с удивлением посланник. – Леди Анна Болейн была вашей невестой?

Испанец задумался, но только на секунду, и вошел к Екатерине.

– Лорд Перси, ваш слуга, умоляет о чести увидеть ваше величество, – доложил он почтительно.

– Он выразился бы правильнее, назвав себя слугой кардинала Уолси, – сказала королева. – Но зачем ему нужно видеть меня, Шапюис?

– Я не знаю, но он очень печален и боится, по-видимому, что его не допустят к вам.

– Он прислан, вероятно, для того, чтобы узнать, сколько мне осталось жить, – сказала Екатерина с печальной улыбкой. – Поверьте мне, Шапюис, с тех пор как я в Кимблтоне, я не сделала и шага без того, чтобы за мной не следовал шпион. Я не могу рассказать о тех страшных притеснениях, которым подвергались преданные мне слуги, когда дерзали титуловать меня, как прежде, королевой!

Она остановилась, чтобы перевести дыхание, но в ту же минуту дверь тихо открылась и граф Нортумберлендский вошел, белый как мрамор, и упал на колени перед ее постелью.

– Молю ваше величество простить мне мою смелость и выслушать меня во имя Искупителя! – произнес он.

Его голос был столь искренним, прекрасное лицо дышало таким мужеством и благородством, что в душе королевы шевельнулось раскаяние.

– Я готова исполнить вашу просьбу, лорд Перси, но не могу понять, чем могу служить вам в моем положении? – ответила она приветливо.

– Вы можете вернуть мне душевное спокойствие, в котором заключается все счастье человека! – отвечал Генри Перси с воодушевлением. – Только вы в состоянии снять ту страшную тяжесть, которая лежит у меня на душе с тех пор, как вы подверглись изгнанию и гонениям, а Анна бесправно заняла ваше место на английском престоле! О, моя королева! – продолжал он все с тем же пламенным увлечением. – Как мне дерзнуть назвать вам причину, которая заставила меня отправиться в Кимблтон? Я приехал сюда, рискуя моим настоящим и будущим, в надежде умолить вас простить Анну Болейн! Я знаю, что пока в душе ее нет раскаяния, но рано или поздно она раскается, и все то, что вы вынесли, падет на ее голову! Что будет тогда с ней? Она без сострадания разбила ваше сердце… Я готов даже поверить в то, что она встретит с чувством торжества весть о вашей кончине… но простите ее, для того чтобы Господь не преградил ей вход в царствие Свое!