Когда Перси вернулся из Лондона в поместье и когда Гарри встретил его у чугунных ворот, лорд сказал, не вдаваясь ни в какие подробности, что Анна умерла.
Старик понял, что слова утешения напрасны, и ничто не нарушало с тех пор глубокой тишины, царившей в Альнвике.
Она прошла как тень по подъемному мосту. И Элиа была на самом деле тенью прежней, цветущей девушки. Прекрасное лицо ее покрывала почти прозрачная бледность, глаза блестели лихорадочным блеском.
Силы изменили ей: она остановилась, чтобы перевести дыхание.
– Я наконец у цели! – прошептала она. – Кольцо будет доставлено!.. Я достигла желаемого… Я теперь не умру на соломе, в конюшне деревенской гостиницы!
Она прошла, шатаясь, два или три шага и стукнула три раза в чугунные ворота.
Через несколько минут перед ней появилась тщедушная фигура старого Гарри.
Он оглядел девушку.
– Вы просите подаяния? – спросил он.
– Да! – сказала она.
– Ну так вот вам, возьмите!
Он бросил монету.
– Во имя Анны Болейн! – добавил он внушительно.
– Во имя Анны Болейн? Будь она проклята! – воскликнула с негодованием девушка.
Она гневно отбросила ногой подаяние, и монета скатилась в ров, окружавший вал.
Старый Гарри взглянул с глубоким изумлением на молодую девушку.
– Как, вы бросили в ров деньги моего господина, графа Нортумберленда? – произнес он, нахмурив седые брови. – Ведь вы могли купить на них новые башмаки!
– Я не нуждаюсь больше ни в одежде, ни в хлебе! – отвечала Элиа. – Меня уже не привлекает ничто на свете; я уйду из жизни раньше тебя, старик… Я выпила до дна чашу земных страданий! Я видела громадное количество людей… Я сталкивалась с ними на площадях и улицах, но ни один из них не понял меня, не прочел в моем сердце! Да, – продолжала девушка после минутной паузы, – никто не мог сказать: «Я знаю душу Элиа!» Но силы мои иссякли… душа рвется из тела!.. Мне нельзя терять времени! Беги скорее, старик, к своему господину! Я должна его увидеть… Я явилась сюда именно с этой целью! Скажи благородному графу Нортумберленду: «Элиа у ворот, она хочет вас видеть!» Да, иди же! – добавила она повелительным тоном, увидев бессмысленный взгляд старика. – Пойми… я задыхаюсь… он не откажет мне в этой последней просьбе!.. Если бы сердце мое не умерло для жизни, то я могла бы полюбить этого человека! Он один в целом свете обращался со мной как с мыслящим созданием, один он пожалел о моей бедной молодости! Ну, чего же ты стоишь? Зови его, старик, пока я еще в силах дышать и говорить!
– Иду! – сказал отрывисто озадаченный Гарри. – Ах, грехи мои тяжкие! – проворчал он сердито, отходя от ворот. – Каких только людей не создает Всевышний! Вот на одной неделе третья сумасшедшая!
– Как – Элиа? – воскликнул с изумлением Перси, выслушав бестолковое донесение Гарри. – Ты, может быть, ошибся… Ты теперь плохо слышишь? Неужели же это несчастное создание решило довольствоваться оседлой и однообразной жизнью в моем тихом Альнвике?
Граф, не теряя времени, выбежал из дома, пересек обширный двор и вышел за ворота.
Когда его высокая и стройная фигура появилась перед Элиа, она хотела встать, но силы ее были истощены; голубые глаза глядели с выражением глубокой благодарности на бледное и кроткое лицо Нортумберленда.
– Лорд Генри! Вы, конечно, узнаете меня? – произнесла она с печальной улыбкой.
– Разумеется, Элиа! – сказал ласково граф и наклонился к ней, чтобы помочь ей встать.
– Не могу… не могу… – прошептала она. – Смерть быстро приближается! Но я хотела видеть вас, чтобы вручить вам кольцо и попросить переслать его к леди Марии, дочери названной моей матери! – Она сняла с груди потемневшую ладанку и подала дрожащей рукой графу Нортумберленду. – Откройте ее и возьмите кольцо; я о нем не жалею, так как иду туда, где она ждет меня, – пояснила она совершенно спокойно, указав рукой на голубое небо.
– Вы странное создание! – сказал растроганный Перси.
– Может быть! – отвечала все тем же тоном девушка. – Мне бы очень хотелось быть похороненной в одной могиле с ней, но это невозможно! Я умру, как жила… у чужого порога!
– Элиа! – перебил повелительно граф. – Вас отнесут в мой дом, вы получите мирное, спокойное пристанище, и я не позволю вам продолжать вашу страшную скитальческую жизнь.
– Благодарю, милорд! – отвечала она печально. – Но ничто не может уже лишить меня свободы! Всемогущий Господь даст душе моей крылья, и она взлетит туда, где не знают болезней, страданий и разлук. В вашей власти останется только бренное тело! Мое имя не будет красоваться на памятнике, я не оставлю, как звук, никакого следа.
Голос ее осекся, губы приняли мертвенный, синеватый оттенок, голова ее свесилась безжизненно на грудь, и роскошные волосы, которые приглаживала так часто Екатерина, обвили ее подобно прозрачному покрывалу.
Нортумберленд нагнулся и приложил ухо к груди молодой девушки: он уловил слабое, неровное дыхание.
Граф взял Элиа на руки и отнес ее в замок.