Казнь королевы Анны

Когда она пришла в сознание, то увидела, что лежит на роскошной постели в большой высокой комнате, обитой дорогой золотистой тканью и обставленной прекрасной мебелью, драгоценными вазами и редкими картинами в великолепных рамах.

В ногах ее кровати сидел в глубоком кресле представительный мужчина, который опирался руками на тяжелую палку с золотым набалдашником. Это был местный врач.

– Эликсир произвел желаемое действие, как я и предупреждал! – произнес он торжественно.

– Ну, как вы себя чувствуете? – спросил Нортумберленд вполголоса у девушки.

– Благодарю, милорд, за все ваши заботы, но они, к сожалению, совершенно напрасны! – отвечала она. – Я была как-то раз у доктора Клемента… Он объяснил, что мне следует делать для своего спасения… Я ничего не сделала! Это непоправимо! – добавила она с задумчивой улыбкой.

– Зачем же в таком случае вы ходили к Клементу? – спросил строго и даже резко Перси.

– А потому, милорд, – отвечала ему невозмутимо Элиа, – что у меня в этот день… мне вдруг захотелось жить. Сэр Клемент выходил из больницы, основанной покойной королевой, а за ним шел калека, который не переставал благодарить его. «Вы меня вылечили, – говорил он, – вы дали мне возможность работать и ходить; вы вернули мне покой и счастье!» Эти слова заставили меня невольно задуматься. Я поняла вдруг, что расстаться с жизнью, перестать думать, двигаться – вовсе не так легко, как я воображала, если этот больной, искалеченный человек дорожит так своим существованием. Вот что происходило тогда во мне, милорд! Уступив внезапному порыву, я очутилась вдруг, сама не знаю как, у сэра Клемента. Он тотчас же узнал меня и поместил в больницу; он всегда относился ко мне с отеческой заботливостью. Но пребывание в госпитале оказалось для меня тягостным; я ушла. Скитаясь по свету, в непогоду, без пищи, я еще продолжала противиться болезни, но она тем не менее одержала победу. Чувствуя приближение торжественной минуты расставания с жизнью, я собрала все силы, чтобы дойти до Альнвика и вручить вам кольцо. Вы искренне хотите, я знаю, спасти меня от смерти, но доктор скажет вам, что ваши попечения напрасны.

– Ну нет, я не собираюсь говорить это графу! – проворчал провинциальный врач. – У меня есть отличные эликсиры и капли, божественные пластыри, которые излечивали многих пациентов совсем безнадежных.

– Безнадежнее, чем я? – проговорила девушка с улыбкой. – Я так не думаю!

Разговор оборвался.

– Милорд! – сказала Элиа, приподнявшись с подушек. – Я признательна вам за все заботы, но меня ничто не держит на земле. Молитесь за меня в Божьем храме, и пусть служитель Божий благословит меня перед кончиной: это все, о чем я прошу вас.

Выйдя из комнаты Элиа, лорд Перси приказал немедленно позвать альнвикского священника. Это был человек тонкого ума и самых честных правил; он был правой рукой епископа Йоркского, кардинала Уолси и занимал всегда чрезвычайно почетные должности. Утомленный трудами и чувствуя приближение старости, он уехал в пустынный, отдаленный Альнвик. Прихожане обожали его за обходительность и простоту.

Прочитав записку графа Нортумберленда, он отправился в замок, не медля ни минуты. Когда его ввели в комнату больной девушки, он почувствовал сострадание к этому юному созданию, обреченному на смерть.

Бледное лицо Элиа заметно оживилось при его появлении, она торопливо приподнялась с подушек.

– Благодарю, отец мой! – воскликнула она. – Я рада от души вашему посещению; у меня стало легче и спокойнее на сердце.

Все стоявшие в комнате поспешили уйти, и священник остался один у изголовья умирающей девушки.

– Вы хотите, конечно, исповедаться и получить прощение милосердного Бога? – спросил он ее кротко и приветливо.

– Да, я желаю очистить свою совесть, – отвечала она, – но сначала хочу поведать о моем печальном прошлом.

Она остановилась; у нее потемнело в глазах, но она преодолела физическую слабость. Девушка откинула от лица свои влажные светло-русые кудри и села, оперевшись о подушки.

– Отец мой! – начала она мелодичным голосом, привлекавшим слушателей, когда она пела баллады и романсы на площадях и улицах. – Когда осень сменяла благодатное лето, когда зелень желтела и засохшие листья падали с легким шелестом на лесные тропинки, мое сердце болезненно сжималось. Мне было больно видеть это угасание природы: птицы уже не пели, солнце не грело, все блекло и гибло – и стебли, и цветы. Но мне не суждено дождаться осени моей жизни, так как я умираю. Я мало пожила, но перенесла много испытаний. Вы должны все узнать обо мне, прежде чем отпустите мои прегрешения во имя всепрощающего и всесильного Бога.

У меня нет семьи, нет рода и звания: меня нашли на улице и отнесли в приют, основанный на средства покойной королевы. Я прожила почти до тринадцати лет в этом благословенном доме, где с нами обращались как с родными детьми.