Казнь Мира. Книга первая (СИ)

— …человек. Её жизнь в сто раз длиннее твоей, а с ней — и страдания.

Впервые на его лице проскользнуло подобие чувств. Сказать бы отцу, что он пережил, да не мог — горд. Гордость аристократа дороже искренности.

Фео поклонился императору и вышел, а следом и принцесса Ситинхэ.

— Я провожу тебя в твою комнату. Или, если хочешь, к принцессе Эдельвейс.

Упоминание Эдельвейс разбило злобу на Ситинхэ, и мысленно Фео укорил себя за подозрительность. Хотя у него остались вопросы насчёт выбора воина из царства людей, сначала он попросил рассказать, как победили Унадэн.

— Дух Сагариса покинул тело Унадэн, едва подоспела стража, но из-за демонического света в глазах её убили на месте. В такое предательство сложно поверить. Великая жрица, избираемая раз в тысячу лет, достойнейшая из достойнейших. Видимо, многое в империи несовершенно.

Ситинхэ замолчала. По её лицу проскользнула тень страдания. Может, винила себя за невнимательность. А может, просто скорбела.

Здесь, в древнем дворце ощущалось давление вечности. Собственная жизнь казалась Фео слишком короткой, и за все годы своего обучения в Цитадели он не смог поверить, что это благо. Что души нынешнего человечества, многократно пройдя через Сердце Древа, чисты, а сами люди не могут становиться демонами и вредить миру. «Это делает нас выше старших народов, — гордо говорил преподаватель. — Показывает, что люди — воплощение совершенного замысла!» Звучало красиво, но сейчас Фео сомневался в этих словах. Совершенный замысел или попытка сохранить хоть какие-то души? В конце концов, даже лучшие из Живущих могут пасть во Тьму…

«Я никогда не стану демоном», — какими бы ни были предпосылки у этой истины, она укрепляла.

Комната Эдельвейс находилась в одной из башен, гораздо выше, чем та, где поселили Фео. Вдали от широких коридоров и потолков, расписанных под небосвод, Фео чувствовал себя спокойнее. Вопросы миропорядка перестали волновать его, и мысли стали приземлёнными. Об Эдельвейс.

У дверей стояли несколько женщин, во всём не похожих на Ситинхэ, начиная от чёрных вьющихся волос и заканчивая воздушными двуслойными платьями из шелка и органзы, колыхавшимися от малейшего порыва ветра. У всех на головах сверкали венцы, усыпанные драгоценными камнями. Ситинхэ корон не носила.

Одна из женщин с неприкрытой злобой посмотрела на Ситинхэ, но дорогу уступила. Остальные тоже отстранились, давая проход.

— Здесь я тебя оставлю, Феонгост, — сказала принцесса и, уже обращаясь к женщинам, добавила:

— За ним присмотр не нужен. Идите.

— Мы ровня тебе, — ответила женщина со злым взглядом. — Перестань нам указывать и за наших детей решать, что им нужно.

— Потом поговорим, — спокойно ответила Ситинхэ и ушла, ни на кого больше не глядя.

«Принцессы!» — вспыхнуло в голове Фео, и он спешно поклонился всем. Сестры императора и их дочери к человеку были равнодушны. Фео быстро понял, что все они гораздо спокойнее неугомонной Эдельвейс. Даже Флэйэвэн, мать Гилтиана. Может потому, что их воспитанием занимались усерднее, они же настоящие принцессы. А может, они просто за долгую жизнь успели стать ко всему холодны.

— Если что — мы всё увидим, — таинственно произнесла принцесса Кнэйэвэн, похожая на Флэйэвэн как точная копия.

Фео не стал заверять, что ничего предосудительного в уме не держит. Женщины кивнули и ушли следить за человеком издали, а он быстро забыл о них.

Комната оказалась точь в точь, как в видении прошлого. На тяжёлом мраморном подоконнике сидела Эдельвейс и смотрела вдаль, не заметив посетителя. Фео не стал её тревожить сразу, хотел посильнее увериться, что она действительно перед ним. Живая. Только за это он готов возносить молитвы всем Духам.

Мимолётный взгляд Фео упал на большое зеркало в узорной оправе. Не бодрый юноша стоял по ту сторону зеркальной глади, а замученный парень с впалыми щеками, мертвецки бледный и наполовину седой. Ещё молодой, но иссохший, исстрадавшийся. Дорогая эльфийская одежда на нём висла, как на чучеле, но раньше он этого не замечал. Слишком многое произошло и слишком быстро. Даже собственная жизнь стала полутуманным сном, в которой остались только потери и горе.

Эдельвейс повернулась к нему и задорно спрыгнула с подоконника. Радостью лучился её взгляд.

— Если бы вы умерли, я бы тоже умер. Сердце моё не выдержало бы.

Фео больше не хотел лгать никому, давить в себе чувства, которые всё равно рвались наружу, пусть даже весь мир против.

Её улыбка погасла, и в комнате будто стало темнее.

— Я бы не умерла. Со мной был ты.

«Какая же ты глупая!» — хотел начать Фео, но возразил иначе:

— Сагарис пришёл за мной. Вы пострадали из-за меня.

Она только отмахнулась.

— Все в Домэне теперь в опасности. Мне уже сказали. На меня могли напасть где и когда угодно.

— Но не напали бы. Не вы им нужны.

— Да как же? Я, между прочим, дочь императора. Мной могли бы шантажировать отца, — теперь она подошла к Фео, застыв всего в двух шагах. — Ты не виноват. Наоборот — ты спас меня!