Казнь Мира. Книга третья (СИ)

— Он действительно прекрасный эльф, и то, что он сумел добраться сюда, потрясает, однако, — Силинджиум повернулся к Магикору, — его желание расшатывает мировые устои. Мы сами в начале дней разделили наши дары так, чтобы каждый Живущий был награждён только двумя Великими; придет день, и это научит народы помогать друг другу и не замыкаться на собственном могуществе. Исключительная сила растворяет разум в самонадеянности и обрекает на одиночество. Мы повергли Адзуну, когда он посягнул на порядок и извратил то, что мы создали. А теперь сами отступимся? Не перекраиваются законы вселенной по щелчку пальцев, а сделав так, мы потеряем связь с будущим.

«Он боится за свою власть», — подумал Элу. Это злило. Силинджиум был чуть выше остальных Великих, его голос весомее. Если никто не поддержит Магикора, то мечта, близкая настолько, что руку к ней протяни и коснешься, рассыплется прахом.

Словно в ответ на эту мысль с лунного трона поднялась бесподобная, невообразимой красоты женщина. Её серебристые прямые волосы касались пят, легчайшее полупрозрачное платье не скрывало белые плечи и тонкие руки. На лице красавицы читалась решимость, но Элу заметил улыбку, что подарила ему богиня.

— Связь времён нарушилась, когда Космическая Тьма напала на нас! — звонко произнесла она. — А для земных — когда Адзуна выковал поганый перстень и начал мучать сородичей. С тех про мы не властны над всем кругом, и каждый день Тьма теснит нас к границам Аберона! Мы не можем нести наши дары и свет Неру! Нашей мощи недостаточно, и когда появляется шанс превозмочь врага, ты, Силинджиум, его отвергаешь? Какое будущее ты увидел в своём замке? Скудная жизнь на планете, которую мы едва отстояли?! Без победы над Тьмой мы не добьёмся большего!

— Аэлун, я сражался на границах пространств и знаю, как велика Тьма. Однако, в отличие от нас, она конечна и не способна преумножится. Мы вынудим её отступать, и каждый занятый нами рубеж ей будет вернуть всё сложнее. Тебе ли не знать, как зажигаются звёзды? Терпение — добродетель, и мы выбрали свой путь. Отступим от него, и нас ждёт хаос. Вспомни, чего стоило нам удержать то немногое, что осталось от удара Тьмы? Это было не просто разрушение. Изломалась нить судьбы. Откуда, по-твоему, взялись Адзуна и демоны? Их принёс хаос. Я не могу собственными руками доломать то, что мы отстаивали!

— Я признаю твоё первенство, Силинджиум, — снова выступил Магикор, — но даже в твоей речи есть иная сторона. Аберон возможно сокрушить, и какой резерв у нашего врага, мы не знаем. Его масса и объём не поддаются исчислению. Те законы пространства, что я написал для мира Неру, на Тьму не действуют. Возможно, если мы не рискнём, то уже не об изломе судьбы придётся думать. Не останется ничего, даже ты второй раз не спасешь Землю.

— Нельзя так цепляться за порядки! — ещё сильнее вспылила Аэлун. — Как клещ!

Магикор подал ей знак, пытаясь успокоить, но над её головой уже сгущалась мгла вселенной. Богиня почти кричала:

— Иногда нужно менять планы! Не всё на войне предсказуемо даже для тебя!

— Сядь, Аэлун, — приказал Силиниджиум, и Элу даже сжал кулаки от злости. — Я понимаю, что не в войне дело, а в гордости. Но немного умерь гнев и посмотри ещё раз на этого юношу и взвесь то, что ты хочешь ему дать.

— Я уже решила, Силинджиум. И сейчас ты в меньшинстве.

Последнее слово эхом отозвалось в сознании Элу, и ликованием — в сердце. Сквозь слёзы он смотрел на покровителей своего народа и остро чувствовал их поддержку, даже от спокойного и безликого Магикора. Другие Великие Духи слушали с интересом, и никто — к радости Элу — не защищал позицию Силинджиума. Быть может, он, как самый могучий, и не нуждался в заступничестве. По-прежнему его подбородок лежал на кольце жезла. Силинджиум казался или притворялся отвлечённым, в отличие от искрящейся Аэлун, которая ни то что не села — наоборот, вплотную приблизилась к Духу Времени, отделив его от Элу, но и сквозь её фигуру он мог наблюдать Силинджиума.

— Слова каждого из вас мудры и обоснованы, но я приму сторону порядка, — произнёс кто-то негромко, но суть ранила слух.

Элу перевёл взгляд на Левантэ, богиню Жизни. Не столь ослепительная, как Аэлун, она походила на Живущую, пусть и одну из красивейших. Платье пестрило лоскутами осенних цветов. В каштан её волос вплетены были каштаны, и много разных орехов Элу заметил в её венце. Чуть подрагивали стрекозиные крылья. Левантэ чуть клонилась влево, к своему товарищу по творению Анариоту-солнцу и будто отстранялась от Лингвэ, Духа Земли.

В тишине она продолжила: