Казнь Мира. Книга третья (СИ)

— Я сражусь с ним, если придётся. Тебе же нужно понять, кто такой Аватар Эллариссэ. Ты родился в его божественной славе, а я видел мальчишку, только спустившегося из Аберона. Он знает, что такое бремя власти. Даже я не смог просто его оставить, а он — тем более. Ты ненавидишь Эллариссэ. Никогда у тебя ещё не было таких глаз. Причина этой ненависти — в Даву?

— Да, — кивнул Шакилар.

Он боялся допроса от отца, к счастью, тот решил не углубляться в подробности, чтобы не растрачивать собственную уверенность, или же был отвлечён, и потому не продолжил речь. В первое верилось сильнее.

— Ты должен думать о себе, император Нэйджу Шакилар, о том, что станет, когда груз власти ляжет на твои плечи. Это великая ноша, я теперь знаю, что никому, кроме тебя, сейчас не под силу её нести. Но однажды и твоё время закончится, и до того ты должен решить, кто унаследует Ливнер. Чувства всегда мешали тебе, из-за них ты выбрал не трон для своих детей, а любовь, а я не смог отказать. Симерион помог мне, простил мне большую обиду. И, тем не менее, ты окажешься на распутье том же, на каком оказался я. Я тоже выбрал любовь, полагая, что Мэйджина и Сого займут моё место. Но дочь, прямо как ты, полезла не в своё дело. Сого был бы мудрым государем, но народ не принял его в год смуты. К нашему счастью, ты проявил себя, но не случись этого — Ливнер был бы обезглавлен. Ты должен не допустить беды в будущем, чтобы твои дети не рвались к трону, чтобы бонзы не взбунтовались, ощутив слабину. Ты пройдешь по волосу через пропасть, Нэйджу.

Он коротко обернулся на лики грозных Дезескуранта и Лингвэ, затем снова посмотрел на сына.

— Знаешь… возможно, лишь теперь я почувствовал, откуда у тебя такое горячее сердце. Ты действительно мой сын, Нэйджу. Но не кровь сделала тебя императором.

В глазах императора отразился зелёный свет и блеснула крохотная красная искра.

* * *

Эллариссэ несколько дней ел только копчёную рыбу и вяленое мясо — то, что добыл из разорённых иглу Сагарис. Самолично воровать пищу Аватар не желал — его мутило от одного воспоминания о том, как он снимал с трупа жалкую одежонку, и повторять подобное в любом виде отказывался, хотя желудок требовал пищи.

Пещеру накаляла Скверна, да так, что Эллариссэ чудилось, будто он вновь очутился в Амале. В тот день, паря над её огненными дюнами, вдали от яда испарений, Эллариссэ жёг врагов. Звёздный свет превращал песок в стекло, не было спасения никому. Демоны зарывались в норы, разбегались на тысячи километров — но каждого Эллариссэ настигал, чтобы бросить в горнило Аэлун.

Напряженно Эллариссэ наблюдал, как к летучему острову тянулись железные щупальца, как кружили возле него стаи драконов. Их было много. Всевидящий взор позволял Эллариссэ разглядеть гербы Пределов и знатных домов.

— Что будешь делать? — с деланной сонливостью поинтересовался Сагарис.

Эллариссэ отлично понимал: сам царь демонов с драконьим войском не разберётся. Для этого нужна сила не меньшая, чем у Океана Штормов.

— Я объявлю им свои требования. Если отступят — не трону.

— Хах, кто их слушает, твои требования? Я не вижу здесь Феонгоста, а он оборотням никто. Тебе так тяжело смириться, что придётся пачкать ручки? Или убежишь, как убежал из Даву? Это всё расплата за твою ошибку.

— Моя единственная ошибка, — Эллариссэ медленно повернулся к Сагарису, — это то, что я держал тебя в Амале вместо того, чтобы убить! Убил бы, когда был шанс — не было бы всего того дерьма, в котором я плаваю!

Сагарис расхохотался так, что задрожали стены.

— О как! Я у тебя, оказывается, виноват! Польщён! Какой-то демон макнул Аватара в дерьмо! Да ты не замахивайся и руны на ладонях погаси! Пока у тебя нет Семилепесткового перстня, ты мой. Живущие не простят, даже если вынесешь им моё тело. У тебя нет другого пути, и на этом пути я один помогаю тебе. Оглядись — больше никого. Только льды и враги. Не решишься с ними разобраться — они разберутся с тобой.

Глава 99. Истинный государь (часть 3)

Гибель внука слабо тронула вождя, но то, что похоронили его в пещерах отверженных, привело в ярость, будто до того спящую в этом дряхлом старике.

— Да как ты посмел?! Хоуфра!

Промерзший до костей Хоуфра сидел у слабого огонька, пытаясь отогреть хотя бы посеревшие руки. Боа, такой же чуть живой, полулежал на коленях матери. Его, казалось, не волновало уже ничто: не видно было блеска глаз за поволокой. В смердящей злобе его деда толк один: немного тепла она давала иглу да мешала крови застыть в жилах Хоуфры.

Он думал о жалящем снеге; об окрепшей буре, идущей с севера, о том, что она принесёт с собой новые кости, на которых нарастёт плоть проклятия; о том, добралась ли Ядула до соседних племён или бросила всё после короткой перепалки с отцом и понимания, как тяжело оборотней заставить сделать хоть что-нибудь даже ради собственного спасения.

— Под снегом земли не найдешь, — спокойно ответил Хоуфра; впрочем, по-другому он сейчас и не мог.

— Веками хоронили в снегу, и что? — проскрипел вождь.

— То, что тела потом поедает зверьё. Саландига запретил хоронить.