Казнь в канун Нового года

Пока слуга громогласно объявлял его светлости: кто мы такие, чем занимаемся и откуда прибыли, я осторожно выглянула из-за его спины, чтобы хоть краешком глаза посмотреть, что же там за герцог такой… и от чего он так перед ним лебезит.

Первое, что я увидела, это был огромный стол, заставленный блюдами со всевозможной снедью. Он стоял в середине обеденного зала. Перечислять все закуски и яства не стану – это будет пустой тратой времени. Да и чему распалять и дразнить ваш аппетит – вдруг из вас кто-то еще не обедал.

Но сообщу вам лишь одну деталь: в центре стола среди всевозможных блюд, красовался большой серебряный поднос, с выложенной на нем кабаньей ногой, зажаренной на углях и украшенной запеченными в меду яблоками. Благоухающий ароматом окорок, с хрустящей темной золотистой корочкой был слегка присыпан свежей рубленой зеленью, и обложен со всех сторон румяными ломтиками нежного картофеля. Как я поняла, это и был тот самый кабан, а точнее его часть, которого его светлость добыл сегодня на охоте.

Сам же герцог, вопреки моему ожиданию не произвел на меня особого впечатления. Со слов дворецкого я представляла себе, что увижу надменного и властного вельможу с горделивой осанкой и суровым аристократическим профилем. А вместо этого, перед нами оказался невысокого роста, коренастый, средних лет мужчина. Он был, не то, чтобы толстым, но по телосложению был похож на пузатый бочонок, с пухлыми губками и с выдающимся животиком. Его острый нос с горбинкой, чем-то напомнил мне птичий клюв – но не орлиный, может совиный или какого-нибудь небольшого попугая. Глаза его светлости, карие и немного на выкате, не находили себе покоя – они то и дело бегали, как у профессионального воришки или у шулера, и подмечали все вокруг: что где лежит… кто где стоит…, кто почесался или пошевелился, в общем, любую мелочь. Я попробовала повторить этот финт с глазами – так для себя, ради интереса – но у меня из этой затеи ничего не получилось. Хорошо еще не закружилась голова. Не хватало еще на званном обеде рухнуть в обморок.

– Ну, а меня, как я понимаю, Валентин вам уже представил, – вместо приветствия, не переставая жевать, самодовольно произнес герцог.

Тут мы догадались, что Валентином звали дворецкого.

– Поди понарассказывал вам про меня черт знает чего. А, Валентин?..– постоянно мечущийся и, не знающий покоя взгляд Макуса Лакруа на секунду остановился, и вперился в слугу.

– Да что вы, помилуйте, ваша светлость, как можно, – взволновано стал оправдываться Валентин. – И в мыслях не было, сказать про вас что-либо дурное. Только все самое наилучшее… Ведь так оно и есть. Уж кому-кому, а мне грех на вас жаловаться.

Пока он перед ним лебезил, неугомонный пытливый взгляд герцога отлип от слуги и переметнулся на нас. Это произошло так быстро, что я даже не успела толком заметить на кого конкретно он смотрит. На меня… на Анну… на Вениамина… на Милицу, потом снова на одну из нас… потом снова на кота… и все это за какие-то доли секунды.

– Как замечательно, что вы так вовремя появились в моих владениях, – его светлость, как ни в чем не бывало, продолжил разговор и без всякого стеснения впился зубами в кусок сочной кабанины. – Не люблю, знаете ли, обедать в одиночестве, – прочавкал он сосредоточенно пережевывая. – Приятная и непринужденная беседа, вот чего зачастую не хватает этому столу. Очень мило с вашей стороны, что вы любезно согласились составить мне компанию. Проходите, рассаживайтесь, угощайтесь, кушайте все, чего душа пожелает.

Валентин поочерёдно услужливо выдвинул перед нами четыре стула, и мы уселись рядком напротив герцога. Маркус Лакруа снисходительно улыбнулся, наблюдая за тем, как мы разбираемся с многообразием малознакомых нам столовых приборов.

– Будьте, как дома и ешьте, как вам удобно, не стесняйтесь, – сказал его светлость и в знак солидарности отодвинул в сторону нож и двузубую вилку.

Ловким движением он оторвал небольшой кусок мяса от кабаньей ноги и положил его в рот. Облизал жирные пальцы, после чего вытер их об салфетку, потянулся к графину, налил в серебряный кубок темно-красного вина, с упоением вдохнул его терпкий аромат и отхлебнул с выражением неописуемого блаженства.

– Берлиментийское… – произнес он, смакуя изысканный вкус божественного напитка, – урожай семьсот семнадцатого года. Достаточно редкое, его поставляют исключительно только на королевский двор. Досталось мне за баснословную цену, восемьсот золотых гиней за бочку. Но признаюсь, оно того стоит. Не вино, а нектар с привкусом спелых ягод розаники и с послевкусием дымной драконьей крови. Не желает ли кто-нибудь из вас попробовать?..

– Нет, спасибо, как-нибудь в другой раз, – деликатно отклонила его предложение Анна.

– Вы уверены, что не хотите? – спросил герцог Лакруа с удивлением. – Ведь вино очень редкое. Другого раза может и не представиться.

– Ничего, мы это как-нибудь переживем, – сказала Анна. – Вино затуманивает рассудок, а мы путешествуем, и предпочитаем в пути сохранять свои рассудки ясными.