Из всего перечисленного у нас были только имена и род занятий. Но выглядеть в глазах герцога простолюдинками в сопровождении говорящего зверинца нам не хотелось. Благо, Анна не растерялась и быстро сообразила, как представить себя и всю нашу компанию. Ведь в подобных случаях не важно, что блюдо состоит из обычных простых продуктов, и совсем не беда, что у повара руки растут не из плеч – главное это придумать блюду красивое название с претензией на вершину гастрономического чуда, да подобрать к нему подходящий соус, и успех будет вам обеспечен.
– Я Анна Андреевна Соболевская, – представилась она, в соответствии с этикетом. – Художница, специализируюсь на скульптуре, графике и живописи, преподаю изобразительное искусство юным дарованиям. Кстати, это моя ученица Аня, очень талантлива, подает большие надежды. Ко всему прочему, мы еще и путешественницы. А это наши верные спутники и проводники: лису зовут Милица, а кота… Вениамин…
Услышав, как Анна произносит его имя, он нервно зафыркал и несколько раз чихнул, словно борясь с приступом аллергии. И тут она вспомнила, он чем недавно нас просил…
– Как-как, вы говорите его зовут? – переспросил слуга, он намеренно сделал вид будто не расслышал.
Повисла неловкая пауза. Анна смотрела то на кота, то на внезапно обеспокоившегося чем-то слугу.
– Ве-ни-амин, – произнес кот, громко и по слогам, с каким-то необычным иностранным акцентом.
Пока мы шли по дорожке к поместью, он так поработал над своей внешностью и настолько перевоплотился, что теперь изменился до неузнаваемости. Вместо привычного нам бодрого, энергичного кота, сейчас перед нами стоял сутулый, обрюзгший котяра с обвисшими усами и зализанными бакенбардами. В общем, Вениамин приложил все усилия, чтобы его не узнали. И у него это не плохо получилось.
– А скажите, любезный, некий кот по имени Бенджамен, вам случайно не родственник? – поинтересовался слуга, как бы невзначай.
Кот повернул к нему голову и близоруко прищурился, словно хотел разглядеть его получше.
– Нет. К сожалению, на этом свете я одинок, как перст, – он тяжело вздохнул, словно вопрос навеял ему грустные воспоминания. – О таком, как вы его назвали, Бенджамен, впервые слышу. А вы с какой целью интересуетесь?..
– Да, так… ни с какой, – по тому, как забегали его глаза, стало заметно, что он намеренно хочет уйти от ответа. – Просто, был тут когда-то на службе у его светлости один кот, кстати тоже рыжий… Вот я и спросил. Но раз он к вам никакого отношения не имеет, то вы можете не переживать.
Что касается службы у разных господ и всяких там высокопоставленных особ, то это было вполне в духе Вениамина. В какие только переделки и авантюры он не ввязывался, путешествуя по разным мирам. И почти отовсюду ему удавалось выходить сухим из воды, да зачастую еще и с неплохим наваром. Только вот об этом герцоге Маркусе Лакруа он нам ничего раньше не рассказывал. Видно, на то была какая-то особая причина.
Торжественным шагом слуга провел нас через просторный холл и повернул в примыкающую к нему галерею. Здесь было свежо и прохладно. Высокие окна частично скрывали пурпурного цвета атласные портьеры с воздушным тюлем и оборчатыми волнистыми ламбрекенами. Возможно, это было сделано для того, чтобы уберечь от прямых лучей, развешенные на стенах картины – судя по их количеству и массивным золоченым рамам, владелец поместья был тем еще поклонником искусства и не скупился на предметы роскоши. А тот порядок, в каком была расположена эта коллекция, и как сочетались между собой полотна, говорил о том, что его светлость имел хороший вкус, и его увлечение картинами было подлинной страстью, а не капризной прихотью, в угоду аристократической моде.
– Ну, что вы готовы? – взволнованно спросил слуга, когда мы миновали галерею и оказались у дверей обеденного зала.
Это было сказано с такой интонацией, как будто нам предстоял не обед, на который нас же и пригласили – и между прочим, мы на него не напрашивались… – а словно нам предстоял выход за кулисы, за которыми нас ожидала нетерпеливая и требовательная публика, а нашей задачей было ее развлечь.
Мы дали слуге понять, что мы готовы. Он удовлетворенно кивнул. Перед тем, как направиться к герцогу, посмотрелся в большое зеркало, поправил парик, одернул камзол, разгладил широкий воротник, убедился в безупречной белизне кружевных манжет и надлежащем виде узконосых туфель с большими пряжками. В один миг озабоченность на его лице сменилась выражением безграничного обожания и счастья, и в этом новом перевоплощении он распахнул перед нами двери, вошел в помещение, почтительно и с достоинством поклонился, и громко представил нас его светлости таким выразительным голосом, от которого дикторы с телевиденья обрыдались бы от зависти и поклялись бы никогда больше не подходить к своим микрофонам, пока не достигнут такого мастерства, как у этого дворецкого.