Казна императора

— Есть, есть, — обрадовалась уходу от щекотливой темы хозяйка и вдруг, скорбно поджав губы, добавила: — Еще и два брата были…

И хотя ситуация была предельно ясна, полковник, теперь уже чисто из вежливости, поинтересовался:

— А что с ними?

— Они же в Крыму были… До конца. Врангель ушел, а они оба остались [49]… Вы понимаете?

— Ах, так…

Полковник непозволительно резко сжал сваренное всмятку яйцо, и между пальцев брызнул яркий, все еще остававшийся жидким желток…

* * *

Против покупки авто Тешевич в принципе ничего не имел, но сначала пришлось пройти довольно длительный курс лечения, а потом уже капитан Вавер, прознав о рекомендации доктора и преследуя конечно же свои цели, любезно организовал Тешевичу курс практического вождения при воинской автошколе.

Пока Шурка выздоравливал, поручик добросовестно сидел целый месяц за рулем черного «фордика», единственным достоинством которого, на взгляд Тешевича, была простота. Вдобавок выяснилось, что езда на этой, в общем-то малоудобной машине особой радости не доставляет, о чем, правда, Тешевич помалкивал.

Но скорее всего дело было в том, что Вавер слишком уж рьяно взялся опекать поручика, что шло вразрез с настроением Тешевича, который раз и навсегда решил не ввязываться ни в какие дела капитана. К тому же большой город раздражал Тешевича и, едва закончив обучение, он, попрощавшись с братом, предпочел вернуться к себе в полесскую глушь.

После изрядно надоевшей шумной Варшавы, собственная усадьба с ее раз и навсегда устоявшимся бытом показалась Тешевичу тихой обителью. Первое время поручик просто наслаждался покоем, но позже, когда все вошло в привычное русло, он ощутил и некоторое отличие.

Видимо, курс лечения немного подействовал, и какой-то, правда, пока небольшой, интерес к жизни у Тешевича появился. Один раз он даже поймал себя на мысли, что не мешало бы восстановить знакомство с пани Стефанией, но возникший одновременно образ вечно улыбающегося капитана Вавера свел все эти поползновения на нет.

А пока в основном Тешевич проводил время у себя в кабинете, предпочитая валяться на диване, листая какой-нибудь роман или проглядывая очередной том русской истории. Когда же, обычно к вечеру, чтение надоедало, поручик сворачивался клубком и часами смотрел на пляшущие в камине языки пламени.

Самое удивительное, что даже при таком образе жизни Тешевич оставался в курсе всех дел. Происходило это благодаря стараниям Пенжонека, который каждый раз за завтраком, куда его неизменно приглашал привыкший к старику хозяин, считал своим долгом сообщить поручику все, о чем болтают в округе.

Так поручик узнал, что Анеля Ронцкая поступила учиться, что пани Стефания наконец-то утешилась, подыскав себе новую пассию в лице некоего пана Доморадзького, и, к вящему удивлению Тешевича, даже то, что его популярность в округе неизмеримо выросла. Оказалось, кто-то видел в Варшаве, как он в шикарном автомобиле Вавера отъезжал от богатого особняка, и уже одно это, не без значительных намеков Пенжонека, позволило обывателям считать Тешевича важной фигурой, сидящей в здешней глуши только по личной прихоти.

Последнее время эти милые россказни стали развлекать Тешевича, и он, садясь утром к столу, неизменно спрашивал Пенжонека:

— Ну так что, пан управляющий, каковы дела во внешнем мире?

На что Пенжонек, обращаясь к Тешевичу совсем по-домашнему, также неизменно ответствовал:

— Балаган, пан Алекс… — после чего незамедлительно излагал все окрестные сплетни и кривотолки.

Именно поэтому, увидев однажды разительную перемену в облике Пенжонека, Тешевич не задал своего обычного вопроса, а озабоченно спросил:

— Что, случилось что-нибудь?

На этот раз Пенжонек был непривычно сосредоточен и настолько углубился в свои мысли, что ответил не сразу.

— Да что говорить, пан Алекс… Дела всякие…

— И все же?

Тешевич выпил свою утреннюю рюмку водки и закусил домашним огурчиком.

— Да опять… И не хочешь, а надо… — Пенжонек вздохнул и неожиданно закончил: — Уезжать мне придется, пан Алекс.

— Да что случилось-то? — всерьез забеспокоился Тешевич.

Он как-то незаметно настолько привык к старому неунывающему балагуру, что мысль о предстоящем расставании не укладывалась у поручика в голове.

— А что должно было случиться, то и случилось… — Пенжонек опять непривычно долго медлил с ответом и наконец пояснил: — Девочка, дочка моей двоюродной сестры, одна осталась. А у нее, кроме меня, никого, и у меня, кроме нее, никого. Одни мы теперь, родственники. А там дом, дела, хлопоты…

— Да где этот дом? Какие хлопоты?

— Дом под Слонимом, — обстоятельно, по-хозяйски ответил Пенжонек. — А хлопоты… Правду сказать, не знаю, какие хлопоты. Девчонку как на ноги ставить?

Мысль о том, что Пенжонек не будет больше приходить к завтраку, показалась Тешевичу дикой, и он, уже приняв решение, осторожно спросил:

— А здесь что… не получится?

— Здесь? — не понял Пенжонек. — Что вы имеете в виду, пан Алекс?

— Ну, если девочку эту сюда забрать, к нам?