Казна Кальвадоса (СИ)

         Стопы Бориса нещадно мёрзли. Большой палец согнулся, норовил спрятаться за остальных. Те превратились в ледышки. Мизинец съежился,  став размером с оливку. Голова Бориса гудела сверхъестественным звуком. Бывало, она побаливала, особенно с похмелья. Но никогда - столь надрывно, монотонно, оглушающее.

         Борис сел. Пол покрылся серебристо-ворсистым инеем. В подавляющей глаза темноте Борис по-прежнему различал единственный тонкий луч света, падавший на пальцы стопы. Борис попробовал встать и тут же ударился о металлическое перекрытие. Звук удара головы о металл заглушился подавляющим рёвом, доносившимся снаружи. Борис коснулся балки. Ладонь его от холода приклеилась. Конструкция вибрировала. Пол ходил ходуном. Борис пошёл на ощупь. Рука его нащупала сумки, баулы, саквояжи, детскую коляску, лыжи. Предметы грозно тряслись.

- Допился! – подумал Борис. Настойчиво лезла мысль, он в аду. В лучшем случае, в чистилище.

         Борис потёр виски, силясь вспомнить, что произошло после того, как замкнула электрозубочистка.   Глубины сознания вырисовали гроб. Он в гробу. Его везут в катафалке, затем на электрокаре к самолёту. Кто-то спрашивает, что с ним. И хриплый голос с акцентом отвечает: швейцарский сноубордист, трагически разбился на  склонах подмосковного Волена. Груз номер двести.

         Борис споткнулся о цинковую крышку, огладил её. Колено надавило на острый край гроба. Вот и гроб. Воспоминания о нём навеяли мысли об аде. Крышку плохо прикрутили, и Борис вывалился из гроба.

         Бориса колотило от холода. Он попробовал снова залезть в гроб, чтобы согреться. Там лежали подушка, простыня. Но они не грели. Борис вылез из гроба и по тряскому полу пополз на свет. Он прильнул в щели.

         Долго он ничего не мог разглядеть. В конце концов, приспособился. В суетливых тенях он узрел людей. Они ходили, разговаривали. Вдруг совершенно чётко он определил шептавшихся Данилу Евгеньевича и Скакунова. Он познакомился с ними в Парагвае. Постепенно обозначился интерьер площадки самолёта ИЛ-96, лесенка, идущая к полкам багажа. Мимо Скакунова и Данилы Евгеньевича прошёл сын Бориса, Витя. Он откуда здесь взялся? Борис руками  и ногами застучал в стену, богатую щелью с полоской света. Он видел сына, но тот его не слышал. Гул самолёта, толстая стена багажного отсека, где находился Борис, не пропускали звука. Витя ушёл, исчезли Данила Евгеньевич и Скакунов. Их сменили люди, удивительно похожие на полковника Родригеса, Эстер, Капитана и Боцмана. Борис отполз от щели, повалился на кожаный баул. Его везли в неведомое.

                                                             3

         Витя и Полли спускались на эскалаторе в метро. Полли поминутно оглядывалась. Встречных пассажиров она прожигала изучающим взглядом.

- Не поверишь, но мне показалось, я заметила Эстер, - сказала девочка.

- Эстер в Москве – это нонсенс, - категорически заключил Витя. – Проще представить кактус в снегу или нашего директора на Марсе.

- Точно говорю. Мелькнуло лицо очень похожее.

- Русская пословица: если кажется, кре…- Витя проследил взгляд Полли и встретился глазами с приветливо улыбающимся Родригесом.- Бежим!!- расталкивая людей, Витя увлёк Полли.

         Они спустились на платформу. Поездов не было, Витя и Полли побежали через переход.

- На «Тверскую». Запутаем следы!- бросил Витя.

         Полли запыхалась. Оборачиваясь, она видела спешивших за ними четверых людей: Родригеса, Эстер, Капитана и Боцмана. Все четверо – в тёмных куртках из искусственной кожи, тёмных штанах. Типичная московская публика.

         На «Тверской» поезд собирался отходить. Витя успел протиснуться меж закрывающихся дверей, втянуть за собой Полли. Люди высились стеной, и Витя направо и налево извинялся за отдавленные ноги.

         Поезд тронулся. По опустевшей платформе бегали Родригес, Эстер, Капитан и Боцман. Натянутая приветливая улыбка сползла с лица полковника. Он выглядел озабоченным. Эстер неистово колотила зонтиком по дверям и окнам уходящего поезда. Голова поезда входила в тоннель.

         Через две станции Витя и Полли пересели, потом – ещё. Витя предложил не ехать домой, а «покататься». Он опасался, что полковник знает, где он живёт.

         Полли и Витя ехали на окраину Москвы совершенно по другой ветке, нежили жил мальчик. Куролесили уже четыре часа.

- Что случилось, Витя? – допытывалась уставшая девочка.- Ты не договариваешь. Мне-то, ты можешь сказать.

- Как раз тебе мне и не хотелось бы говорить.

- Отчего?

- Девчонки болтливы.

         Полли и Витя вышли из вагона, перешли платформу. Они собирались сесть, но остерегавшийся Витя в последний момент втолкнул Полли в вагон рядом.

         Поезд набирал скорость. При подходе к очередной станции в соседнем вагоне прогремел страшный взрыв. Заскрежетали тормоза, из-под рельсов сыпанули искры. Пламя толстым языком лизнуло окна вагона, где ехали Витя и Полли. Вагон завалился на бок. Люди закричали. Не считаясь с возрастом, они полезли выдавливать окна, вылезать наружу.

         Витя пропустил старушку и лишь затем полез в окно.