Казна Херсонесского кургана

Но за пару часов он не уложился. Лишь к полуночи, взмыленный и вконец разбитый, Аркаша на полусогнутых вполз в лагерь. К счастью, как он и рассчитывал, его напарнички еще не вернулись. Он присел у своей палатки, чтобы перевести дух. В отдалении россыпью огней сверкал Севастополь, огромная яркая луна разделила спокойное море на две части, прочертив посередине его искрящуюся серебряную дорожку. Не было ни ветринки и, хотя все вокруг дышало идиллической умиротворенностью, Аркашу почему-то не покидало чувство опасности — на последнем отрезке пути ему стало казаться, что за ним следят, и он, уже отдышавшись, все не мог отделаться от этого неприятного ощущения. Но, списав свой мандраж на утомление, темноту и нервы, он трижды сплюнул через плечо и, подхватив баул, полез в палатку. Наглухо прикрыл вход, включил фонарь и дрожащими руками расстегнул сначала пряжку, а за ней молнию. Сверху лежала черная фланелька, Аркаша осторожно приподнял ее. Перед ним открылось зрелище, от которого он замер — баул доверху был набит часами, запечатанными в герметичные прозрачные пакетики. Он взял несколько штук и приблизил фонарик. Все часы были одной марки — «Ориент». Он высыпал перед собой все, что было внутри — образовалась приличная горка из часов. Проверил остальные кармашки, но больше ничего не обнаружил.

«Так вот оно что — контрабанда! — смекнул Аркаша, осмысливая увиденное. — Дорогой товарчик, такие часики за штучку тянут, а сколько их тут, у-у-ууу… считать замучаешься»…

Битый час Аркаша любовно перебирал, перекладывал и пересчитывал содержимое баула; несколько раз в полумраке он путался, сбивался и начинал все сначала. Наконец-то, закончив ревизию, он аккуратно уложил товар на место и задернул молнию.

Часов оказалось тютелька в тютельку пятьсот штук. Свершив в уме несложное математическое действие, и, получив результат, Аркаша от восторженного волнения начал даже икать — его находка тянула ни много ни мало за полмиллиона рублей.

«Пусть деревянных, — с ликованием думал он, — но зато какая цифирь, подумать страшно. Все, господа присяжные заседатели, финита ля комедия — представление закончилось, занавес опустился, я ухожу со сцены. Больше я на этом мудреном кургане ничего не забыл: пусть они здесь роются хоть до посинения, а я говорю: „Чао!“ — мне с этой шантрапой не по пути. Завтра же мы культурненько откланяемся и прощай, любимый город…»

Мурлыкая на радостях какую-то песню, Аркаша обмотал драгоценный баул подвернувшейся тряпкой, запихнул в уголок палатки и замаскировал другим нехитрым скарбом. Затем он вылез наружу и, усевшись на валун, закурил элементарную «Приму» с таким наслаждением, будто она была изготовлена из лучших яванских табаков. Все так же светила луна, внизу по-прежнему простиралось сонное море, на берегу которого раскинулся очень хороший город. Над ним божественным светом звездило небо. Зад согревал теплый, не успевший остыть валун. В этом удивительном мире все было просто прекрасно!..

И все же, несмотря на все тревоги минувшего дня и праздничное возбуждение, дикая усталость брала свое — веки свинцово тяжелели и смыкались, расслабленное тело требовало горизонтального положения. Бороться со сном было невмоготу; он забрался в палатку, растянулся на надувном матрасе и тут же отключился. Уже под утро ему приснилась белоснежная океанская яхта невдалеке от берега с пальмами, на ней суетились матросы, а он, Аркаша, небрежно развалившись, сидел в шезлонге, накинув халат на загорелые плечи. На голове у него почему-то была шикарная морская фуражка с большим золотым крабом. Яхта называлась «Муамар Каддафи»…

* * *

… И пошел прославленный стратег Диофант на штурм Пантикапея ранним весенним утром. А перед тем покорил он Феодосию. Немногие из воинов Савмака спаслись в той сече, ибо ждали они основной удар с моря, откуда пришли корабли понтийцев, а коварный Диофант в порту высадил лишь небольшой десант. Десант тот оттеснили опять в море и порубили, но тут с тыла, с суши обрушились на восставших страшные силы, и не выдержали городские укрепления, а расправа была ужасной.

И видел Савмак, что Диофант теперь будет брать Пантикапей, и ничего изменить уже был не в силах. И оставалось ему лишь принять бой, последний и решающий. Зная уже, как пала Феодосия, он отряды свои лучшие расставил не со стороны моря, а укрепил защиту города с трех сторон суши, а в порту оставил лишь незначительный дозор. Но полководец Митридатов и на сей раз перехитрил противника, ибо воевал он на своем веку премного и удачно и был в военном ремесле человеком искушенным, а среди людей Савмака такие находились, что и оружие раньше в руках не держали.