Казна Херсонесского кургана

— К примеру, такой… С колодой картишек подчаливаете на пляже к девочкам. Оптимальный вариант — вас двое — их двое. Если их будет больше, скажем, три, одна остается не у дел и все может испортить: не захочет вечер коротать в одиночку и будет мутить остальных. А если увяжется с вами, наверняка окажется той паршивой овечкой, которая все стадо портит. Пусть уж лучше их будет четыре: две с вами, а две других орлов найдут. Ну вот, подходите, значит, две-три фразы ни о чем, а потом спрашиваете: так мол и так, не составите компанию в картишечки перекинуться, мол, знаем интересную игру, но вдвоем в нее не играют, нужно еще пару человек. Процентов девяносто сработает! Ну, а там картишки разбросали, слово за слово, дело само покажет, кто кому приглянулся. Назначаете на вечерок встречу, а дальше дело техники. Для страховки с таким же маневром подкатываете к другим и назначаете им свидание на минут двадцать позднее; если первые не пришли — придут вторые, а пришли, нормалек, в бой!.. У нас каждый год в июле ребята-москвичи отдыхают, так они по такой схеме только и действуют и, говорят, срабатывает безотказно.

— А куда их вести после, не подскажешь? — поинтересовался Боб.

— Конечно, можно и сюда приволочь без лишнего шума, но москвичи делали по-другому: надувные матрацы под мышку, пару бутылок, закусь, музычку, и в горы! У них там где-то экзотичное место облюбовано, «поляна любви» называется. Ребята — романтики, на природе, говорят, и кайф от секса другой.

— В горы пока дотащишься, вымотаешься вдрызг, забудешь, зачем пришел, — заметил Мироныч. — К тому же в темноте, да не зная броду, и шею свернуть недолго.

— Они ж не тащатся на верхотуру, на гребень, — Сашок сменил положение травмированной ноги, болезненно поморщился. — Надо просто перейти через шоссе, чуть подняться, а там плато, заросли… Минут двадцать ходьбы — и все дела. Без фонарика, конечно, не обойтись.

— Интересно, — хмыкнул Мироныч. — Возьмем этот вариант на вооружение.

— Только со спиртным порасчетливей, — предупредил Сашок. — Сейчас девки лихие пошли, пьют все и помногу. Им побольше заправляйте, себе поменьше. Увлечетесь, будете пить на равных — хана, третья стадия контакта вам обеспечена.

— Что за третья стадия? — беспокойно заерзал Боб.

— Когда наш брат пьет с женщиной, имея конкретные намерения, он, он… — Сашок замялся, подбирая подходящие слова. — В общем, здесь возможны три стадии этого процесса: первая — когда мужик выпил и трахаться еще в состоянии, вторая — когда выпил, но трахаться уже не может и третья — это когда он упился так, что его самого впору трахать. И грань между этими стадиями зыбкая, так что смотрите; москвичи мои однажды здорово влипли, нажрались — очнулись в одних плавках. Маг у них тогда унесли, часы, шмотки…

— Печальный факт, — сочувственно буркнул Боб.

— Вот и я говорю: никто от этого не застрахован. Русский мужик по натуре ужасно безалаберный — ни выпить, ни блядануть толком не умеет: пьет — так до синих соплей или до белой горячки, блядует — так до триппер-бара или до развода. Ну, вам развод не грозит, вы, видать, не женатые, а от заведения, тьфу-тьфу, упаси господь.

Сашок еще раз налил в стаканы:

— Ну, еще по одной и я пошел. Нога ноет, надо полежать, отдохнуть, пока Зоя на работе…

— Почему Зоя? — удивленно спросил Боб. — Жену твою ведь Лена зовут, а ты Зоей называешь, и Славик, что ушел, тоже Зоей звал…

— У него Зоя, у меня Зоя, и у Когтя тоже Зоя, — усмехнулся Сашок. — Вы женитесь, и у вас свои Зои заведутся. Все они Зои, хотя имена в паспортах у них разные. Зоя — это сокращенно змея-особо-ядовитая. Это только в сказке лягушка превращается в прекрасную женушку, а в жизни все происходит наоборот: лапушки-невесты превращаются, эх… выпьем!

— Бальзам! — блаженно закатив глаза, выдохнул Мироныч и поставил на стол пустой стакан.

— Воистину бальзам! — подтвердил Боб, отправляя в желудок порцию напитка. — Такого, наверно, и в раю не наливают.

— Вы пейте, сколько хотите, не стесняйтесь. Это добро в доме пока не дефицит, — напоследок сказал Сашок и отправился почивать.

— Да, Боб, обломилось тебе за хозяйкой приударить, — глядя ему вслед, промолвил Мироныч.

— Что делать, жизнь мудрее нас, — развел руками Боб, — и надо стойко принимать капризы ее раскладов. И потом, Сашок — клевый парень, субъект весьма неординарный…

— Увы, клевость и неординарность еще не гарантия от рогов, и умные головы их получают: академики, министры и просто рубаха-парни…

— Незавидный удел для женатиков, — покачал головой Боб. — Моя ситуация безнадежно осложнилась, а жаль…

— Чем бы утешиться? — стал размышлять вслух Мироныч. — Пойти побродить?.. Слушай, мы ж вроде как на танцы собирались?..

— Да ну их к черту, — отмахнулся Боб, — для первого дня впечатлений хватит. Пляски от нас и завтра не убегут.

— И в самом деле, — согласился Мироныч. — Давай лучше похаваем арбуза. Я сто лет мечтал о хорошем арбузяке.

VII