Казнен неопознанным… Повесть о Степане Халтурине

Сам Николай Никифорович как-то ходил с односельчанами на богомолье в Палестину. Много разных земель прошел, много понасмотрелся. Потянуло его к вольной жизни. Купил он пару хороших лошадей и занялся извозом. Дело оказалось доходным. Понемножку Николай Никифорович приторговывал: то холсты в Нижний свезет, то домотканое сукно для онуч, то звериные шкуры, то полушубки, то пимы. Оттуда тоже ехал не пустой. Так сколачивалась копейка. А как весна — он завсегда дома, и первый хозяин на деревне! С посевами, с сенокосом, со скотиной управлялся своей семьей. Зато уж сидеть никому не давал. Даже маленькие Степка и Пашка за лето заготовляли несколько пудов сушеных грибов и ягод. Белые, подосиновики, маслята, грузди для дома засаливали бочками; рыжики мариновали в четвертных бутылях, подбирали гриб к грибу, не больше наперстка, чтоб пролезал в горлышко.

Как подрастали парнишка или девка, сейчас же учили их рукомеслу. Парней — столярить да плотничать, девок — прясть, ткать, вязать.

А уж лапти да корзинки плести каждый умел сызмальства.

Грамотой пренебрегали: проживут-де и так. Старшие сыновья и дочери были неграмотные. А когда Николай Никифорович посмотрел свет, сразу же младших сыновей отдал в приходское училище. Будучи скуповат, Николай Никифорович зорко следил, чтобы «малыши» не били баклуши.

Вставая из-за стола, он строго взглянул на Пашку и Стенку:

— Чего сидите? Пора за уроки сесть. Глядите у меня — вечером сам проверю.

Пашка со Степкой сняли с гвоздей холщовые сумки, с которыми ходили в училище, и поспешили в горницу: отцу перечить — отведаешь вожжей.

Отец с Иваном отправились во двор снаряжать еще двое саней, которые вместе с лошадьми взяли у дяди Василия.

Второй сын, Александр, разложил в кухне на столе охотничьи припасы. Хотел, чтоб отец видел его приготовления к завтрашнему походу за белками. В этом году Никифорович не пустил Александра в отхожие, так как собирался его женить, но дал урок: за зиму добыть двести белок. Александр обрадовался такому обороту дела и всячески хотел показать отцу, что старается. А сам только и думал о том, как бы побыстрее уехал батюшка — не терпелось увидеться с зазнобой…

Со снаряжением четырех саней было немало хлопот — с ужином припозднились; за стол сели лишь в девять часов. Зато и отец, и Иван, и странник, ехавший с ними до Вятки, были в хорошем настроении. Перед отъездом, как исстари повелось, хозяйка налила по лафитничку, подвинула плошку с груздями, поставила ядреные огурчики, соленые со смородиновым листом.

Взбодрившись от водочки, странник снова принялся рассказывать о «хождениях», но Никифорович остановил его:

— Погоди, дед, мы с тобой ужо наговоримся дорогой. Пусть лучше Степка нам прочитает из той книжки, что ссыльный оставил.

— Это я могу, — сказал Степка и вытащил книжку из-за голенища.

— Никак в училище таскал? — строго спросил отец.

— Нет, только дома.

— Гляди! Потеряешь — вожжами отхожу. Ну-ка, про что там?

— «Стрекоза и муравей», «Лев и лисица»…

— А про лошадей нету?

— Про собак есть. Вот послушайте.

Степка, взъерошив волосы, поднес книжечку поближе к огню:

— Ну что, Жужутка, как живешь,

С тех пор, как господа тебя в хоромы взяли?

Ведь помнишь: на дворе мы часто голодали…

«Живу в довольстве и добре,

И ем и пью на серебре;

Резвлюся с барином; а ежели устану,

Валяюсь по коврам и мягкому дивану.

Ты как живешь?»

Степка передохнул, потом заговорил жалобно:

— «Я» отвечал Барбос,

Хвост плетью спустя и свой повеся нос:

«Живу по-прежнему: терплю и холод

И голод,

…И, сберегаючи хозяйский дом,

Здесь под забором сплю и мокну под дождем;

А если невпопад залаю,

То и побои принимаю.

— Ишь ты, как пишет. Ах жалко бедного Барбоса… Ну-ка, вали дальше.

Степка продолжал:

«Да чем же ты, Жужу, в случай попал,

Бессилен бывши так и мал…

Меж тем как я из кожи рвусь напрасно?

Чем служишь ты?»

— «Чем служишь! Вот прекрасно!»

С насмешкой отвечал Жужу:

«На задних лапках я хожу».

— Ну, лихо! — закричал Никифорович. — А ведь есть и такие люди… Сам видал… А вот Егор Ильич — им не чета! Этот на задних лапках ходить не будет. Нет… И мы — Халтурины — тоже. В нашем роду никто перед барином спину не гнул. Вы, ребятишки, на всю жизнь запомните мои слова: лучше бурлацкую лямку. тянуть, лучше, как Барбос, мерзнуть и голодать, чем на задних лапках ходить…

Глава вторая

1

В семье Халтуриных «самого» любили и уважали. Уважали и побаивались. Был он справедлив, но нравом крут: иногда слово скажет, а иногда залепит такую затрещину, что в глазах помутится. Правда, это случалось не часто, а все же бывало…

Зато и жилось за «батюшкой» хорошо, спокойно. В доме порядок. В посты — постились, в мясоед — отводили душу. На рождество и сами принимали, и в гости ездили. Зимой, как придет воскресенье, — иди в церковь или на гулянку — запрета нет! Но в будний день и думать не смей, чтоб улизнуть из дома.