Казнен неопознанным… Повесть о Степане Халтурине

И они, как старые товарищи, вместе садятся на диван.

— Отлично! Я рад. Мы ведь слышали друг о друге. Нам будет легче договориться. Я надеюсь, Степан Николаич, что вы не откажетесь оказать нам помощь в трудном, но очень благородном деле.

— А что за дело? — спросил Степан, дождавшись, когда Поддубенский присядет к столу.

— Мы задумали спасти товарищей, осужденных на каторгу.

— Разве они здесь? — спросил Степан. Раздался звонок.

— Минуточку, это она! — сказал Поддубенский, вставая. — Прошу извинить.

Он вышел и, через несколько минут войдя, торжественно объявил:

— Вот и наша подвижница явилась!

В дверях, как в широкой раме, замерла стройная девушка, с волнистой челкой на лбу, устремив на Степана взгляд больших серых глаз.

— Вы знакомы? — спросил хозяин.

— Мы видели друг друга мимолетно раза два-три, но еще не знакомы, — сказала девушка.

— Теперь вы можете не только познакомиться, — улыбнулся Морозов, — но и вдоволь насмотреться друг на друга. Разреши представить тебе, Аннушка, нашего товарища по борьбе — Степана Николаевича Халтурина.

— Вы Халтурин? — переспросила девушка удивленно и протянула ему руку.

— Да, — смущенно сказал Степан.

— Очень рада! Якимова!.. Никогда бы не подумала, что мой избавитель — Халтурин.

— Ну-ка, ну-ка, что за романтическая история приключилась с тобой, Аннушка? — спросил Морозов.

— Сегодня на заводе, когда мы несли носилки со стружками, меня схватил мастер… Откуда ни возьмись вырос этот молодец и так трахнул мастера, что тот упал.

— Так и состоялась ваша встреча? Оригинально! — захохотал Морозов.

— Спасибо, Степан Николаич, что вы проучили наглеца! — воскликнул Поддубенский. — Однако это может кончиться плохо.

— Я ему пригрозил. Едва ли пойдет жаловаться.

— Может пойти в полицию и наговорить, что вы агитируете.

— Ладно, друзья, мы этот случай обсудим потом, — вмешался Морозов, — а теперь поговорим о главном… Арестованных в Нижнем пока нет, но их должны привезти. Отсюда, очевидно, повезут пароходом. Мы должны проследить, когда их поведут с вокзала на пристань, и по дороге — отбить. Обычно это делается ночью или рано утром. Вот я и хотел просить вас, Степан Николаич, помочь нам в этом деле.

Степан задумался. Он сделал то, ради чего приезжал в Нижний, и, казалось бы, мог теперь распорядиться собой. Однако создание рабочего союза только начиналось, и он чувствовал, что не имел права участвовать в рискованных делах. Но и отказать товарищам по борьбе в спасении осужденных на каторгу он не мог. Его бы сочли трусом. А она, Анна Васильевна? Что бы подумала она?

— Вы связаны каким-то другим делом? — спросил Морозов.

— Нет. Свои дела я уже окончил, — твердо сказал Степан, — и охотно буду помогать вам.

— Браво! — крикнул Морозов. — От Халтурина и нельзя было ждать другого ответа.

— Тогда, друзья, мы должны обсудить со Степаном Николаичем наш план.

— А я бы предложил немного подкрепиться и выпить чаю, — сказал хозяин, — Анна Васильевна и Степан Николаевич, видимо, прямо с завода.

— Это верно, — поддержала Якимова. — Я голодна.

— Тогда прошу всех в столовую! — пригласил хозяин.

9

План нападения на конвойных был хорош своей внезапностью. Мгновенные действия должны были ошеломить конвойных и обеспечить успех дела.

Договорились, что Степану не следует являться на завод, чтоб не подвергать риску себя и задуманное дело, а после побега товарищей — скрыться вместе с ними.

Якимова же должна была прийти на работу как обычно и проследить, какие шаги против Степана предпримет начальство. Если ее спросят, она должна будет сказать, что видела этого человека впервые.

Договорились, что Степан отвезет Анну Васильевну на извозчике в Сормово и сам останется там. В случае прибытия осужденных его должен будет известить Поддубенский.

Когда прощались, Морозов подал Степану револьвер:

— Возьмите на всякий случай. Поедете ночью — мало ли что… Да и вообще — штука полезная.

— Спасибо! Буду привыкать…

На улице было темно.

— Можно, Анна Васильевна, я возьму вас под руку? — смущенно спросил Степан.

— Да, конечно… я боюсь оступиться.

К площади, где стояли извозчики, шли неторопливо. Степан был счастлив, что, наконец, шел рядом с той девушкой, о которой когда-то грезил. Сердце вдруг заявило о себе. В голосе, во всех движениях его сквозила радость.

— Вы помните, Анна Васильевна, Орлов? Старые липы и обрыв над рекой?

— Да, да. Неужели это были вы? Такой юный, в вышитой рубашке?..

— Да… Мне хотелось с вами заговорить, но я боялся и не умел…

— Я учительствовала в селе Камешницком.

— Знаю, это недалеко…

— А когда меня везли жандармы — вы испугались?

— Нет! Я готов был гнаться за ними… Я потом искал вас в Вятке и здесь, в Нижнем… и вдруг увидел на суде, в Питере.

— Да, да. Я вас узнала… Меня же выпустили. Я жила в Петербурге… Потом поехала домой и оттуда — в Тверь.

— И были там?

— Нет. С двумя подругами под видом богомолок дошла пешком до Нижнего и поступила чернорабочей на завод.

— Зачем же так?

— Хотела узнать, как живут простые люди.

— Натерпелись, наверное?

— Да, было всего…

— Эй, извозчик! — закричал Степан, увидев проезжавшую мимо коляску.

— Куда изволите?

— В Сормово!