Казни Дьявольского Акра

– Опасно, – сказала мисс Сапсан. – Но это будет всего на полминуты. Просчитанный риск, на который нам придется пойти.

– Кто-нибудь вообще знает, что мне полагается делать, когда я найду остальных шестерых? – вмешалась Нур.

Мисс Шилоклювка постаралась сесть попрямее у себя в кресле.

– Я надеялась, Франческа и наши переводчики сумеют отыскать что-то новое в «Апокрифоне» – что-то полезное для нашего дела… но увы. Мы до сих пор не уверены в том, как именно семеро будут закрывать дверь, но надеемся, что тот, кто тебя туда вызвал – от кого бы эти шесть звонков ни исходили, – знает.

– Господи боже… Да, остается надеяться, – пробормотал Гораций.

– Через несколько минут мы отведем вас в Панпитликум. – Она отвернулась и уставилась на пламя. – Больше никто в целом Акре не должен знать, что вы замышляете. Нельзя рисковать, чтобы хоть слово о вашей миссии достигло ушей Каула или его тварей. Мы не знаем, поддерживают ли твари, до сих пор заключенные в нашей тюрьме, психическую связь с Каулом или нет. Если он узнает, то непременно погонится за вами. По этой причине вы будете доставлены в Панпитликум тайно, поодиночке и в грузовых ящиках.

– Простите? – встрепенулся Гораций.

Мисс Сапсан его проигнорировала.

– Перейдя в 1918 год, вы больше не сможете связаться со мной или с этой петлей – даже не пытайтесь. Риск привлечь к себе внимание врага опять же будет слишком велик. Вы будете отрезаны от нас и предоставлены самим себе целиком и полностью.

На протяжении этой короткой речи она смотрела в огонь, но сейчас повернулась к нам: она была почти в слезах.

– И если я никогда вас больше не увижу…

Гораций вскочил и порывисто заключил ее в объятия.

– Увидите, мисс. Увидите.

– Это просто слова утешения, мистер Сомнуссон?

– Нет. Я знаю, что говорю.

Правда то была или нет, но именно это нам сейчас и нужно было услышать.

* * *

Я уже хотел последовать за имбринами и Горацием в кухню, но Нур легонько потянула меня за рукав.

– Погоди.

Она оглянулась на окно и гроб со льдом в тени около него.

Меня накрыло внезапной волной стыда.

– Мы похороним ее, клянусь, как только сможем.

– Я не о том. Я хочу еще раз поговорить с ней, прежде чем мы пойдем.

– Она тебя не услышит.

Нур обхватила себя руками.

– Знаю. Но все равно хочу.

Я сделал глубокий вдох… и понял, что в воздухе чуть-чуть пахнет формальдегидом. Несмотря на то, что я сам потерял деда, я никогда до конца не понимал, что чувствует Нур. Потерять любимого человека, с которым только успел воссоединиться…

Она взяла меня за руку.

– Побудешь со мной?

– Если хочешь.

Мы подошли к Ви, и Нур опустилась на колени у гроба. Я отступил на пару шагов, чтобы оставаться рядом, но не мешать.

– Мама, я должна уйти. Пойду искать Пенни. Не знаю, когда вернусь…

Она погрузила пальцы в лед, нашла руку Ви, синюю от смерти и холода, и стала гладить ее, говоря… Кажется, я услышал «люблю тебя» и «прости», но, вообще-то, я старался не прислушиваться, потому что… это было очень личное и вдобавок надрывало мне сердце.

А потом лед пополз, и Нур ахнула. Пальцы Ви сомкнулись на ее руке. Где-то глубоко в ее груди еще пылала капля крови поэта.

Губы Ви приоткрылись, в горле заклокотало. Я надеялся, она скажет что-нибудь вроде: «Я тоже тебя люблю», или даже «Ты в этом не виновата» – это было бы еще лучше…

Но Ви произнесла:

– Горацио…

Нур напряглась, наклонилась ближе.

– Что? Что ты сказала?

Посыпался лед. Ви пыталась сесть в гробу, но не смогла, и погрузилась обратно. Глаза ее оставались плотно закрытыми. Слова выползали с трудом, искаженные, перемежаясь едва слышными хриплыми вдохами:

– Горацио. Он был… последним из нас. И когда-то… служил правой рукой… Каула. Найди его…

Челюсть упала. Рука выпустила Нур и обмякла.

Ви здесь снова больше не было.

* * *

Мы ворвались в кухню, чтобы рассказать остальным о том, что случилось, но застали только Горация и Еноха, которые о чем-то говорили, стоя возле раковины. Остальные уже ушли наверх. На Енохе был грязный фартук, а в руке – мясной тесак. Он рубил целый поднос куриц, предположительно ради сердец.

Услышав наши новости, он пренебрежительно пожал плечами.

– Да, такое иногда случается. Когда в какой-то из внутренних полостей остается капля остаточного резурректина, они, бывает, просыпаются вот так, ненадолго… Хотя то, что она не просто нарычала на тебя, впечатляет. Видимо, очень хотела с тобой поговорить. Со стороны покойника требуется очень большое усилие, чтобы вот так восстать.

Нур сжала губы.

– Она что-то говорила насчет какого-то «Горацио».

– Что, опять Шекспир? – заинтересовался его почти-тезка.

– Нет, – покачал головой я. – Скорее, она имела в виду пусто́ту Эйча. Того Горацио. Сказала, что он раньше был близок к Каулу и мы должны его найти.

– Найти, и что? – не унимался Гораций.

– Этого она не сказала. Не успела, – вздохнула Нур. – Я могу попробовать расспросить… если вы снова ее поднимете.

– С этим не ко мне. Я не могу ее поднимать чаще, чем раз в несколько дней, и каждый раз качество воскрешения будет ухудшаться, имей в виду.

– А.

Нур потерла глаза тыльной стороной руки.