Казнить или помиловать? (СИ)

— Не стоит благодарности, — отпуская мою ладонь, ответил мастер, предлагая мне извлечённую из рюкзака воду, которую я с нескрываемой радостью приняла. — Верховные — это правящий клан. Они стоят выше всех. Их законы соблюдают, им подчиняются. Совет — это орган управления кланами, который следит за выполнением законов, исполнение уговоров, собирает дань с кланов, чтобы обеспечивать и подпитывать золотовалютный фонд Верховных, а также они определяют наказание за нарушение уставов.

— Как наш президент и парламент, — поделилась я, проведя параллели правления.

— Что-то сродни этому, только наша система совершенна, в отличие от вашей. Верховные контролируют все. Ни одна мышь не пикнет без их ведома, а если пикнет, то ей сначала оторвут все лапы, прижгут раны, чтобы от кровотечения не подохла, а потом продолжат истязать, создавая наглядный пример для других, — не без гордости проговорил Руслан.

— Совершенна, потому что бесчеловечна, — прошептала я, но мучитель услышал меня.

Он остановился, обернувшись, и подошел ко мне, смотря на меня сверху вниз. Мне пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть в его оттенка янтаря глаза, которые выражали холодность и расчетливость, но в то же время сокрушали отображающейся в них силой. Он сжал ладонью мое горло, причиняя дискомфорт, но не более, показывая свое превосходство. Немного наклонился вперед, чтобы уменьшить расстояние между нашими лицами, ни на секунду не разрывая давящего на меня зрительного контакта.

— Да, мы звери. Без души, без сердца, без эмоций, но мы честны перед собой, а вы погрязли в гнили, лжи. Прикрываясь тысячами масок. Живя лишь для наживы, которую стремитесь отрицать. Деньги правят вами, а не вы ими. Каждый из вас продается. Все покупается, и это считается нормой. Чувства, секс, дружба, любовь, о которой вы понятия не имеете. Все, что вы считаете возвышенным, священными — только миф, созданный такими же людьми, только с большим достатком. Мы же смотрим открыто, разделяя ложь и правду, доверяя лишь тому, что знаем, что испытываем, — едва не касаясь моих губ, проговорил Руслан, уже с большим усилием сжимая мою шею, заставляя мою ладонь лечь поверх его, чтобы он ослабил хватку, что он и сделал, но не отпустил.

— То есть вы не охотитесь за наживой? — уничтожая в себе страх перед ним, смотря прямо в пылающее неведомым мне огнем глаза, спросила я, чувствуя, как дрожь пробирает тело.

— Нет, мы живем этим. Дышим. Восхищаемся. Оттачиваем свое мастерство до совершенства, чтобы проявить себя. И ваши люди именно это ценят в нас, считая, что так они не марают руки. Вот только сами попадают под прицел, а потом мы очищаем города от ублюдков, считающих себя властными над всем.

— Как благородно.

Я не могла не съязвить. Он преподносил все так, словно они хороши в том, что честны перед собой в желаниях убивать. Что это нормально, что так и должно быть. Что это правильно. Такая честность правильна. И это не укладывалось в моей голове.

— Ты слишком закрыта, Рита, даже для понимания таких элементарных вещей. Это сдерживает тебя. Не дает показать себя. Ты цепляешься за свою прошлую жизнь, приносишь ее в мой мир, отрицая его нормальность. Это погубит тебя, если ты не научишься переключаться. Ты сожрешь себя изнутри, и никто не сможет тебе помочь, — отпуская меня, переставая нависать надо мной, давая мне возможность сделать глубокий вдох, сказал Руслан.

— Ты притащил меня в свой мир, я об этом тебя не просила, — зло прошептала я, с вызовом смотря в чернеющее от эмоций глаза мастера, который поморщился, словно я дала ему пощечину.

— Я спас тебя, глупое создание, — практически рыкнул мучитель, вновь подступив ко мне, заставляя меня смотреть на него снизу вверх, слыша, как гулко бьется мое сердце. — Все что я делал с той минуты, как Жрец выбрал тебя, было направлено на твою защиту. Я встал за тебя. Не дал сделать из тебя подстилку или хуже того — игрушку Арчи. Он бы сломал тебя за вечер, по миллиметру разрезая твою совершенную кожу. Наслаждаясь кровью, проступающей на ней. Трахая тебя и убивая. Пуская по твоему телу ток, чтобы привести тебя в чувство и продолжить, — с какой-то неумолимой горечью в голосе произнес Руслан, а я отчетливо поняла, что ему сложно говорить об этом, безмерно сложно, но мне хотелось знать, хотелось понимать, почему я здесь. Почему он забрал меня, почему не оставил дома, почему не отдал Арчи? Зачем он сделал это все для меня? И сделал ли?

— Почему? — едва слышно вымолвила я, чувствуя, как участилось мое дыхание, как неприятные ощущения сковывают меня, что мне так же сложно.

— Что? — словно сбитый с толку вопросил наставник, хмурясь, будто отключился на пару секунд, будто не он говорил те слова.

— Почему ты сделал это для меня? — с нотами отчаяния в голосе спросила я, пытаясь отвести от него свой взгляд, но не смогла, и продолжила смотреть на него.

Руслан как-то сжался, отстранился, поднял голову к небу на мгновение, прикрыв глаза и выдохнув, проговорил: