Казнить нельзя помиловать

Ведьма неожиданно поднимает голову. И пронзительно кричит – пламя уже лижет ее ноги. Мотая головой, обводит взглядом толпу на площади. Глаза ее, зеленые, круглые, наглые, встречаются с глазами отца Себастиана.

– Будь ты проклят, инквизитор! – взвивается в небо ее надтреснутый голос. – Будьте вы прокляты: все, все! – И – шепчет, уже почти неразличимо, но отец Себастиан отчего-то понимает – ему одному, и различает каждое слово: – Ты никогда не будешь счастлив в любви… никогда… тебя не полюбит никто, никто… и ты сам не сумеешь полюбить…

– Эй, мужик, – кто-то толкнул его в плечо. – Фонарь в руки дать? Встал тут на дороге…

– Сынок, тебе не плохо ли? – ухватила его за рукав маленькая старушка. – Вон, гляди, побелел весь…

Виктор Сергеевич ошалело помотал головой и высвободил руку из цепких пальцев старушки. На негнущихся ногах сделал несколько шагов и рухнул на скамейку, с которой заботливо поднялась юная парочка.

– Где… она? – выговорил он еле слышно.

К нему тянулись руки с бутылками воды, сигаретами, валидолом. Но он упрямо отталкивал их и порывался встать.

– Где она? – спрашивал Виктор Сергеевич прохожих, мечась по площади спустя четверть часа. – Музыканты тут играли… девушка была рыжая такая…

– Так ушли они давно, – ответила ему женщина, торговавшая семечками. – С утра были, уж час как ушли.

Виктор Сергеевич не понял ничего. Ничего, кроме одного. Эта рыжая, с зелеными глазами – ей одной он может сказать «Люблю». Ей одной принадлежит его жизнь. С ней единственной он связан – то ли нынешней жизнью своей, то ли прошлой памятью, то ли судьбой, не объясняющей свои причуды.

… В средней школе номер сорок два заканчивался педсовет. Впрочем, педсоветом его назвали по привычке, а правильнее было бы сказать – агитационная кампания. Предстояли выборы главы города, и замотанные учителя уже не удивлялись ни листовкам, обильным дождем сыплющимся на школу, ни холеным, важным кандидатам, обещающим немыслимые блага в обмен на всего только подписи и голоса. Политика, что говорить…

Вальяжный, молодой еще, но уже с сединой на висках директор открытого акционерного общества «Росавтодороги» закончил агитационную речь и вытер губы изящным платком, совпадавщим по цвету с галстуком. В воздухе повис аромат тонкого мужского одеколона. По партам поползли листы, на которых предполагалось поставить подписи.

– Слыхала? – прошептала математичка Анна Михайловна молоденькой литераторше Людочке, своей бывшей ученице. – Говорят, директор этот – большой бабник…

– Не слыхала, – покачала головой литераторша и пристальнее вгляделась в кандидата. – А краси-и-ивый…

– Между прочим, – вступила в разговор историчка, носившая в школе прозвище «Все знает», – он любовниц меняет, как перчатки.

– Немудрено, – вздохнула Людочка. – Я бы тоже не отказалась…

Историчка окинула ее оценивающим взглядом.

– Нет, ты не подойдешь. У него, говорят, бзик на рыжих.

– Ты-то откуда знаешь? – насмешливо поддела историчку Анна Михайловна. – Сама, что ли… это?

– У моей золовки сестра в его фирме работает, – доверительно зашептала «Все знает». – Говорит, лет пять назад он где-то на улице девчонку повстречал. Рыжую. И влюбился. Пока стоял да глазами моргал, она уже исчезла. Вот он с тех пор и бесится – все найти ее пытается. А в лицо вроде и не помнит. Сколько рыжих перепробовал – все не то.

– За такие деньги я бы даже в рыжую покрасилась, – вздохнула Людочка и склонилась над дошедшим до них листком с подписями.

2006 г .

Цикл рассказов «Про сына»

Мой сын – хулиган и почемучка. И порой его вопросы вызывают у меня ступор или недоуменное хихиканье.

Про Бога

Вязким осенним вечером мы возвращаемся из гостей. Дед везет нас на машине; на улице слякоть, а в салоне тепло, уютно. Я расслабилась и не сразу замечаю, что сын, сидящий рядом со мной, притих. Это подозрительно.

Я заглядываю малышу в лицо – он о чем-то сосредоточенно думает.

– Деда, – вдруг звонко спрашивает сын, – а на небе Бог есть?

Я поперхнулась. Дед на переднем сиденье подозрительно хмыкает. Он атеист-безбожник, комсомолец, закончивший в прошлом суворовское училище.

– Есть, есть, – поспешно отвечаю я.

– Дед, – сын игнорирует мой ответ, – на небе Бог есть?

– Нет там никого, – ворчливо отвечает дед, – враки это все.

– Мама, – сын соизволил обратить на меня внимание, – а почему дед говорит, что на небе Бога нет?

В разговор вмешивается папа.

– У каждого свое небо, – объясняет он. – У кого-то там живет Бог, а у кого-то нет.

– А у меня? – спрашивает сын.

– А это ты сам решишь, – говорю я. – Когда подрастешь.

Мальчик молчит. Такая далекая перспектива его, видимо, не устраивает.

– Мама, – чуть погодя, спрашивает он, – а Бог хороший или плохой?

С переднего сиденья вновь доносится подозрительное хмыканье.

– Хороший, – говорю, – хороший. Он всех любит…

– А также жжет, топит, убивает, – воодушевившись, добавляет дед. – Вон во время всемирного потопа…

– Мам, – перебивает деда малыш, – а меня Бог любит?

Я смеюсь, лохмачу светлые легкие волосы на его макушке.

– Обязательно, солнышко. Бог всех любит: и хороших, и плохих…