А совсем недавно произошло другое самоубийство заключенного – случай Джеффри Эпштейна, который вызвал еще больше споров. Эпштейн был обвинен в секс-трафике в июле 2019 года, его ожидал суд и, вероятно, приговор к 45 годам заключения в федеральной тюрьме, однако во время предварительного заключения в Нью-Йорке он был найден мертвым. В Великобритании те, кто ожидает суда, содержатся вместе с осужденными, уже отбывающими срок, а в Америке их держат в предварительном заключении, а если они признаны виновными, отправляют в тюрьму. О том, что у Эпштейна есть склонность к суициду, уже знали – за три недели до смерти он был найден с отметинами на шее, – однако за несколько дней до самоубийства было решено, что риска больше нет. Генеральный прокурор подверг жесткой критике условия, в которых содержали Эпштейна. Считают, что надзиратели не проверяли его каждые 30 минут, как положено по протоколу. От такого даже принцу Эндрю стало бы не по себе. Все знают, что американские тюрьмы для предварительного заключения постоянно страдают от дефицита персонала, переполнены и кишат психическими заболеваниями. Треть смертей в местах предварительного заключения – самоубийства, и этот показатель значительно выше, чем в тюрьмах, где отбывают наказание. Каждый год в Штатах в местах предварительного заключения кончают с собой триста человек. Четверть совершает самоубийство в первые 24 часа заключения, половина – в первые две недели. Исследование министерства юстиции, проведенное в 2010 году, показывает, что 38 процентов тех, кто покончил с собой в местах предварительного заключения, – душевнобольные, а 34 процента в прошлом уже пытались совершить самоубийство. Однако исследование показало, что в двух третях изученных тюрем предварительного заключения не проводилось регулярного обучения персонала профилактике суицида. Даже когда в теории подобные программы для заключенных предусмотрены, к ним трудно получить доступ и они, как правило, неадекватны.
Один из самых кошмарных случаев в моей практике и, пожалуй, самый жесткий вариант преднамеренного самоповреждения, не связанного с суицидом, какой я только могу себе представить, – это случай, когда один заключенный вырвал себе глазные яблоки. Такого уж точно не было в моем списке желанных сценариев, когда я желторотым 18-летним юнцом ступил на порог медицинской школы. Мне предстояло провести обследование по делу о должностном нарушении для общегражданского суда (а не для уголовного). Мистер Рекс Петерсон отбывал достаточно небольшой срок за поджог. Он в пьяном виде устроил пожар в гараже своей бывшей подруги, где в тот момент было пусто. По-видимому, среди заключенных поползли необоснованные слухи, что он педофил и в пожаре погибла невинная девочка – и то и другое было неправдой. Казалось бы, заключенные должны уважать омерту (мафиозный обет молчания), но, по моему опыту, они сплетничают и распускают слухи почище старшеклассниц.
Рексу было за 50 – косой пробор, очки с толстыми линзами, заметная хромота из-за детского полиомиелита. Он не был приспособлен для тюрьмы. Когда слухи распространились, начались злобные замечания, подозрительные взгляды и угрозы расправы в его адрес. В первые месяц-полтора заключения ему пришлось еще и воздерживаться от алкоголя – а он много лет выпивал каждый день. Это не слишком помогло смягчить паранойю и возбуждение. У Рекса случился психоз – впервые в жизни, что крайне необычно для человека его возраста. Очевидно, триггером послужил стресс. Рекс пришел к убеждению, что другие заключенные хотят съесть его глаза, чтобы получить сверхчеловеческую силу, и тогда они смогут проламываться сквозь стены и убегут. Он жил в постоянном страхе нападения и решил превентивно вырвать себе глаза с помощью ручки. Когда это произошло, он был заперт в камере отделения сегрегации. Медсестры вызвали подкрепление, но пока тюремщики прибыли, пока «упаковывались» в снаряжение для подавления беспорядков, дело было сделано. Когда два года спустя я обследовал Рекса, моей целью было выяснить, соблюдала ли бригада психиатрической помощи все стандарты обследования и лечения и не привели ли какие-то нарушения в этой области к столь жуткому результату (на самом деле все было гораздо сложнее, и в таких случаях прибегают к нескольким строгим медико-юридическим проверкам, но об этом, пожалуй, я расскажу в какой-нибудь другой книге).
Когда я беседовал с Рексом, он вел себя совершенно неожиданно. Из тюрьмы его выпустили, и он жил в пансионе с сестринским уходом, поскольку был слеп. Психоз полностью рассеялся. Оказалось, что Рекс человек умный, красноречивый и очень талантливый. И да, все время нашей беседы на нем были темные очки. По его словам, мало того, что медсестры нарочно не спешили зайти к нему в камеру, чтобы его удержать, когда он выцарапывал себе глаза, – они еще и подначивали его и называли педофилом. Согласно данным, которые мне предоставили, в числе которых были и разнообразные свидетельские показания персонала, это все-таки было не так. Могу лишь предположить, что это были бредовые идеи.