— Я вот тебе ограблю, бандит! — вскидывается мужик. Но тут уже я показываю ему на бумажку и говорю:
— Не отвлекайтесь на разговоры, работайте, считайте пульки…
Выхожу из кинотеатра и думаю, что неплохо было бы показаться на работе, а оттуда зайти к Марине в ЗАГС.
Работа у меня — не бей лежачего, а если встанет — все равно не бей. Такую еще поискать. Платили бы за нее в два раза больше, я жил бы, как кот в сметане.
Попал я на нее так. Я вырос в областном центре и после школы пошел учиться в библиотечно-архивный техникум. Когда я его заканчивал, из Сворска пришел запрос на двух человек. В этом Сворске уже сорок лет гнила кучей библиотека, которую вывезли из монастыря перед тем, как монастырь взорвать. Подвал, где гнила библиотека, находился в том же доме, что и «Незабудка», но, так как пивная сама уже стала подвалом, то библиотека оказалась как бы на втором этаже, если смотреть в лужу.
О библиотеке вспоминали во все времена и во все времена забывали. Каждый новый начальник отдела культуры считал своим долгом осмотреть ее, взять пару книг и на досуге прикинуть: стоит с ней возиться или не стоит? Но, глядя в старославянскую вязь, как на клинописные каракули, не помня наверняка, русский он по паспорту или гражданин СССР, начальник приходил к мысли, что такое толстое и плотное духовное наследство лучше использовать в хозяйстве: вместо отломанной ножки кровати, как груз для засолки капусты и т. д. Наконец, нынешний начальник, не зная, за какой хвост тащить культурно-просветительное дело в массы, не зная, сколько будет трижды семь и почему лето сменяет осень, решился отправить разнарядку в наш техникум на двух специалистов. Умные люди подсказали ему, что один должен отреставрировать книги, а другой — составить каталог и опись. Другим оказался я после того, как утвердили ставки в штатном расписании. Причем утвердили невероятно быстро: начальник культурного отдела был виртуоз в этой области. Вместе с нашими он пробил еще и ставку уборщицы, обосновав тем, что в его туалете стоят два унитаза, и сидеть на двух унитазах сразу гораздо производительней. Уборщицу он так и не нанял, зато повсюду размахивал сэкономленным фондом заработной платы: «Вот так у нас, в культуре-то, народную копейку берегут!»
Человек он был незлой и бесполезный, командовал стулом, на котором сидел, столом, за котором писал, и всеми бумажками, которые ползали по столу: из одной папки — в другую.
Когда мы с реставратором прибыли и осмотрели фронт работ — гору книг по пояс, где мыши проделали ходы и выгрызли норы, — я почесал затылок и сказал начальнику культурного отдела:
— Здесь работы не меньше чем на год.
— Ха-ха-ха! На год?! — удивился культурный работник. — На все десять!
Правильно! Мудрый ответ советского руководителя! Зачем делать в один год то, что можно растянуть на десять, исправно получая зарплату, а иногда и требуя прибавки?
Трудности начались сразу. Наш начальник предпенсионного возраста — бывший директор школы, начинавший вместе со Столиком, но менее активный в дружбе с собесом на старости лет, — был твердо уверен, что все само собой падает с неба, а, если не падает, надо послать выпускников с классной руководительницей — они скинут. Проблем для него не существовало. Когда я сказал, что мне в Сворске негде жить, он ответил:
— Ну, ты сходи куда-нибудь, тебе помогут.
— А куда? — спросил я.
— Ха-ха-ха! Не знаю, — ответил предпенсионер, — контор много. Выбирай на вкус!
Я пригрозил, что уеду, а уволить меня нельзя, потому что я — молодой специалист и зарплату все равно получу, отсужу за все три года. Но начальника не проняло, он словно и не слышал, не желал считать ничьи деньги, бормоча, что до пенсии ему осталось меньше трех лет. Тогда я пообещал написать на него жалобу.
— Вам она здорово повредит, — сказал я, — ведь вы еще ничего не успели сделать, а на вас уже жалуются. Что же будет, когда вы засучите рукава?
— Ха-ха-ха! У меня рубашка-безрукавка, — ответил он, отправляя секретаршу и дерматиновую папку в поход по инстанциям.
Он все фразы начинал с «ха-ха-ха». Прежде чем что-то сказать, он хохотал. Веселый оказался дядя, но веселье это жило в нем не от большого ума, он заливался даже от показанного пальца.