Кейджера Гора

— Кто здесь! — испуганно вскрикнула женщина, и послышался звук дёрнувшейся цепи.

— Пожалуйста, тише, — прошептала я снова. — Я не причиню Вам вреда.

— Что случилось? — зашептала другая женщина, и я услышала как задвигались несколько тел и забренчали цепи.

— Тише, пожалуйста! — отчаянно взмолилась я.

Я переползла через борт рабского фургона, и поскорее присела, скрываясь в темноте. Под своими коленями я почувствовала твёрдые доски дна кузова, застеленные одеялами, или подстилками. Фургон стоял среди рощицы из нескольких деревьев, а два выпряженных стреноженных тарлариона паслись поблизости. В нескольких ярдах в стороне, в темноте ночи угадывалась палатка возниц.

— Пожалуйста, тихо, — прошептала я в темноту.

Я согнулась в три погибели, почти ложась животом на дно фургона, и стараясь, полностью скрыться за бортом. Я не хотела рисковать и выставлять спину, которую даже в темноте можно было разглядеть со стороны палатки.

Хотя будучи на дороге, а зачастую и на привале, фургон обычно держат открытым, этой ночью, возможно из-за зарядивших в последнее время ливней, возницы не поленились и установили тент в положение «частично свернутый». Тент представлял собой длинный кусок брезента, с вшитыми в края двумя длинными шестами. Этот брезент был наброшен поверх конструкции состоящей из пяти жердей. Две пары этих жердей, упираясь в углы кузова, были попарно перекрещены и связаны вверху, образуя две треугольных рамы спереди и сзади кузова. Эти две рамы были соединены между собой пятой жердью, лежавшей, на их крестовинах, и параллельной продольной оси фургона. Брезент укладывается по этой длинной продольной жерди и удерживается на месте своими собственными двумя шестами, свисая спереди и сзади фургона с наклонных шестов. В данный момент, тент был накручен и закреплён на шестах, таким образом, что между его краем и краями переднего и заднего бортов остался промежуток приблизительно около ярда.

— Пожалуйста, — прошептала я, лёжа на животе, на дне кузова, мокрая от дождя и с грязными ногами.

— Кто Ты? — удивлённо прошептала мне женщина.

— Я — та, кто голоден, и отчаянно нуждается в помощи, — ответила я.

— Но мы всего лишь голые рабыни, — заметила женщина. — Чем мы можем Тебе помочь?

— К тому же мы прикованы цепью, — добавила вторая.

— Пожалуйста, дайте мне немного еды, — попросила я. — Я очень голодна!

Это была чистая правда. Я действительно не ела уже больше двадцати анов, с тех пор как получила свою весьма скромную порцию из рук Спьюсиппуса, вечером предшествующим моему бегству. В целом он кормил меня вполне достаточно, но редко досыта. Казалось, что он намеривался держать меня на такой диете, чтобы сделать моё тело таким же красивым как у рабыни для удовольствий.

— В фургоне вообще нет еды, — объяснила мне женщина, и я застонала от отчаяния.

— Еда нам выдают маленькими, точно вымеренными рационами, — добавила вторая женщина, — и затем, строго следят за тем, чтобы мы съели свои порции полностью.

— Но должна же где-то быть еда, — простонала я.

— Еда есть, но она внутри палатки, — сообщила мне первая женщина, — но там возницы, и к тому же она заперта в ящике.

— Вы должны мне помочь. Я такая же остриженная, как и Вы, — взмолилась я.

— Чем мы можем Тебе помочь? — скептически поинтересовалась вторая.

— Лучше бы Тебе бежать отсюда, — покачала головой первая.

— Я не знаю, что мне делать, и куда пойти, — всхлипнула я.

— Ты вообще кто? — спросила первая рабыня.

— Я — свободная женщина, — неосторожно ответила я, и услышал, как женщины отпрянули от меня, загремев цепями.

— Не бойтесь, — попыталась успокоить их я. — Я не причиню Вам вреда. Не вставайте на колени, пожалуйста.

— Ты не можешь быть свободной женщиной, — наконец проговорила первая женщина.

— Ты — просто беглая рабыня, — поддержала её вторая.

— Будь Ты свободной женщиной, — послышался ещё один голос из темноты фургона, — Ты бы не полезла к рабыням. Ты пошла бы к свободным людям!

— Я голодна и несчастна, — проговорила я сквозь слёзы. — Я нуждаюсь в помощи. Мне не важно, кем Вы меня считаете, рабыней или свободной.

— На ней нет клейма, — сообщила ближайшая ко мне женщина.

Я дёрнулась от неожиданности, почувствовав, как её руки проверили мои левые и правые бедра, два наиболее распространенных места у гореанских рабынь для выжигания клейма.

— Похоже, она не врёт, — заметила вторая женщина, со страхом в голосе.

— Я слышала, что есть некоторые мужчины, что не клеймят своих рабынь, — сказал кто-то из женщин, находившихся в фургоне.

— Они — дураки, — ответили ей с другой стороны.

— Это точно, — согласилась вторая рабыня.

— Но её остригли, — сказала первая, ощупав мою голову.

— Значит, она должна быть рабыней, — заключила вторая.

— Некоторые свободные женщины сами стригутся, чтобы продать свои волосы, — подсказали из темноты.

— Я — свободная женщина, — заплакала я.

— Она голая.

— На ней даже нет пояса на животе.

Я сердито отпрянула, от них.

— Свободные женщины не бегают нагишом по полям, моя дорогая, — усмехнулась первая женщина.

— Тем не менее, — твёрдо сказала я, — я — свободная женщина.

— И где же твоя одежда? — съязвила она.