Вежливость у Эмильянуса, похоже, вошла в привычку, вероятно, как результат мягкости его воспитания, но она никоим образом не влияла на полноту неволи, в которой содержались его рабыни.
Хотя никто и не обязан быть вежливым с рабыней оказывающей им услуги, но любой мужчина, конечно, если того пожелает, может и поблагодарить её. С точки зрения девушки, прекрасно осознающей, что на её шее находится ошейник, подобная любезность иногда может показаться ещё более пугающей, чем грубость или жестокость. Ни для кого из рабынь не секрет, как часто оказывается, что такие нежные и благородные юноши, оказываются глубоко развращёнными своей абсолютной властью. Будучи рабыней, девушка отлично знает, что вежливая просьба такого вот господина снять предмет одежды эквивалентна категоричной команде «раздеться» какого-нибудь грубого надсмотрщика. И в том и в другом случае, она не медлит с повиновением.
Повинуясь жесту Тилы, я поставила сосуда с вином на служебный стол, и отошла к стене комнаты, где и встала на колени подле Эмили.
Приблизительно за ан до этого мы с Эмили стояли на кухне перед Тилой.
— Встаньте прямее, девушки, — скомандовала Тила, присматриваясь к нам. — Вы же не за ткацкими станками стоите.
— Тебе идут твои рабские шелка, Эмили, — отметила Тила.
— Спасибо, Госпожа, — зарделась моя подруга.
— Тебя это тоже касается, Тиффани.
— Спасибо, Госпожа, — с удовольствием отозвалась я.
На нас обеих были надеты алый шёлковые туники рабынь для удовольствий. Шёлковая ткань была настолько тонкой, что казалась почти прозрачной. Подобная одежда оставляла немного сомнений относительно изгибов наших фигур. А ещё мы носили ошейники Эмильянуса.
Теперь мы были его собственностью. Двенадцать медных тарсков за каждую из нас были переданы на счёт цеха № 7, ткацкой фабрики, компании Минтара. На наших левых лодыжках были застёгнуты цепочки с рабскими колокольчиками. Как чувственно они позванивали, когда мы двигались по залу! Бицепсы левых рук каждой из нас, спиралью овивали варварские, змееподобные браслеты.
— Хотя Вас обеих и приобрели как домашних рабынь, и само собой, мы нуждаемся даже в большем количестве таких работниц, но ожидается также, что в случаях, подобных сегодняшнему вечеру, Вы будете прислуживать за обедом, — объяснила Тила. — Если честно, я подозреваю, что Господин имеет на Вас определённые виды, и простые домашние работы, это всего лишь начало вашего обучения.
Мы с Эмили удивлённо посмотрели друг на друга.
— Музыканты уже играют, — заметила Тила, — и остальные девушки уже на месте. Вскоре я и Вас обеих пошлю в зал.
— Да, Госпожа, — проговорили мы с Эмили.
— И помните, что Вы больше не высокопоставленные свободные женщины, — предупредила она. — Всё время вспоминайте, что Вы — всего лишь рабыни. Вы живёте только для того, чтобы обслуживать и доставлять удовольствие мужчинам. Когда Вы выйдете туда, можете сразу начинать увлажняться от покорности и чувственности. И смотрите, чтобы каждый Ваш жест, каждый Ваш взгляд, каждое движение Ваших тел, обещало бы мужчинам невыразимые словами удовольствия. А если кто-либо из них пожелает щёлкнуть пальцами, смотрите, Вы должны не просто выполнить эти обещания, но сделать в тысячу раз больше.
— Да, Госпожа!
— Сегодня в зале не будет никаких свободных женщин, — сказала она. — Так что справиться с Вашей задачей будет проще.
Это её замечание было встречено нами со вздохом облегчения. Жуткая ненависть свободных женщин к их порабощенным сёстрам, вызванная завистью и собственной неудовлетворённостью, и обладание властью причинять им боль, приводила к тому, присутствие рабынь на таких мероприятиях ограничивалось или запрещалось. Присутствие, свободных женщин отрицательно влияло также и на присутствующих мужчин, сковывая их и лишая привычных удовольствий, обычно доступных свободным. Если такая женщина будет присутствовать на пиру, то, едва ли возможно, что кому-то придёт в голову мысль со смехом сорвать шёлк с визжащей рабыни и взять её прямо на обеденном столе.
Когда в пиршественном зале присутствуют свободные женщины, рабынь обычно одевают в относительно скромные одежды, и служат они незаметно и пристойно. За исключением совершенства их обслуживания, их ошейников и относительной короткости, открытости и бедности их одежды, нельзя было бы даже понять, что это рабыни, если, конечно, кому-либо не захотелось внимательно посмотреть в их глаза, или коснулся их рукой.
— Помните то, что я Вам сказала, — предупредила первая девушка.
— Да, Госпожа, — ответила я.
— А мы не слишком откровенно одеты, Госпожа? — всё же поинтересовалась Эмили.
— Только не для рабынь для удовольствий, — усмехнулась Тила.
— Да, Госпожа, — склонив голову и покраснев, сказала Эмили.
Обращаясь к Тиле, мы говорили «Госпожа», поскольку она была, кейджероной — старшей рабыней в доме Эмильянуса.
— Тебя беспокоит то, что предстоит появиться перед господином, столь откровенно одетой и беззащитной? — уточнила Тила.
— Да, Госпожа, — призналась Эмили.
— Не потому ли, что он Тебе понравился? — поинтересовалась кейджерона.
— Да, — прошептала она.