— Так что Ты для себя решила, хочешь служить и отдаваться, или сдохнуть в зубах слина? — настаивал он. — Я буду настолько добр с Тобой, что дам десять инов, на раздумье. Раз! Два! Три!
— Я буду служить! — отчаянно закричала она.
— А теперь, повтори яснее, — потребовал он.
— Я хочу служить и отдаваться! — прорыдала Лута.
— И безоговорочно? — уточнил Боркон.
— И безоговорочно! — добавила она.
— Желаешь ли Ты служить и отдаваться, и без каких либо оговорок, — переспросил он.
— Да — сказала она, и сама повторила: — Я желаю служить и отдаваться без любых оговорок!
— А теперь ответь мне, Ты умоляешь меня, чтобы я позволил Тебе служить и отдаваться, и без каких либо оговорок, — спросил надсмотрщик.
— Да! Да, — отозвалась она и эхом повторила: — Я умоляю позволить мне служить и отдаваться, и без каких либо оговорок!
— Теперь Ты можешь поцеловать мои ноги.
Лута, безнадёжно, испуганно и кротко поцеловала ноги Боркона.
— Ещё, — приказал мужчина.
— Да, Господин, — прошептала рабыня, припадая губами к его ноге.
— Ну что, и где теперь твоя гордость? — поинтересовался мастер плетей.
— Её больше нет, Господин, — всхлипнула Лута.
— А куда делась твоя храбрость?
— Её тоже нет, Господин.
— Целуй плеть, — приказал Боркон, — как рабыня.
Лута с ужасом глядя на плеть, только что доставившую ей столько страданий, осторожно прикоснулась к ней губами.
— Теперь, в строй, на своё место, — скомандовал он
— Да Господин, — сказала рабыня и, поднявшись, поспешила к остальным.
— Мы все собираемся быть приятными, и выполнять нашу часть работы, не так ли? — спросил Боркон.
— Да, Господин! — хором прокричали мы все, на этот раз, включая Луту.
Надсмотрщик прошествовал к началу шеренги, и поднеся свою плеть к губам первой девушки, приказал:
— Целуй плеть! Тебе, что нечего сказать?
— Я целую плеть Боркона, — отозвалась рабыня.
— Кого Ты любишь? — спросил он.
— Боркона, — ответила та.
Вскоре и я почувствовала, прижатую к моим губам плеть, и не раздумывая, поцеловав жёсткую кожу, произнесла:
— Я целую плеть Боркона.
— Кого Ты любишь?
— Боркона, — послушно ответила я, и в следующий момент плеть уже целовала Эмили, стоявшая между мной и Лутой.
— А кого любишь Ты, маленькая шлюха? — поинтересовался мужчина.
— Боркона, — быстро отозвалась Эмили. — Я люблю Боркона!
В следующий момент мы уже следовали за нашим мастером плети через двор в направлении одного из цехов. Я знала, что должна буду хорошо ублажать этого зверя. Это был мой мастер плети.
25. Прощай фабрика!
Через приоткрытую дверь подсобки я видела, как он приготовил рабский мешок. Я уже далеко не первый раз была раскована и приглашена сюда.
— Заходи, — приказал он.
Прежде, чем взять мешок с полки, он показал мне на пыльный пол подсобки.
— Ложись здесь и увлажняйся — скомандовал мне Боркон. — И не трать моё время впустую.
Я тут же повалилась на спину и, закрыв глаза, начала думать о его энергии и силе, и о своём беспомощном рабстве. И уже всего через мгновение я была готова принять его. И мужчина не заставил себя долго ждать.
По окончании, повинуясь его жесту, всё ещё дрожа от пережитых эмоций, я заползла в мешок. Боркон натянул кожаный капюшон мне на голову, и затянул завязки, полностью лишая меня света. Следующим моим ощущением было то, что меня куда-то тащат по полу.
Потом он поднял меня в сидячее положение, и прислонил к чему-то спиной, скорее всего к стене. И ушёл, а я осталась одна. В данном случае моё помещение в рабский мешок не было предназначено для того, чтобы оставить меня одну в состоянии полной беспомощности. Для этого, меня требовалось дополнительно связать и заткнуть рот кляпом. Вот тогда я была бы не в состоянии, ногтями или зубами, расковырять швы или прогрызть кожу. Впрочем, повреди я рабский мешок, хотя бы немного, и можно не сомневаться, что порки мне не избежать. Заключение девушки в такой мешок, кстати, является одним из способов наказания за провинность. Вот только в этот раз я не думала, что я наказана. По крайней мере, я не знала ничего такого за что Боркон мог бы меня наказать. Возможно, конечно, что я вызвала его неудовольствие. Но я как всегда, изо всех сил, пыталась быть такой, чтобы доставить ему максимум наслаждения. Можно предположить, что он рассержен на меня из-за синяка у меня под глазом, но это же не было моей виной. Этот синяк мне достался от Луты, вчера вечером. Если кого и следовало наказать за это, так её, а не меня. Эта грымза дико ревновала нас с Эмили за то, что мы оказались в фаворитках у Боркона. Вчера вечером, после ужина, когда мой рабский огонь разгорелся с новой силой, я просто вынуждена была умолять Боркона о милости. И надсмотрщик, снизошёл до моих рабских нужд, и разрешил ублажить его в своей комнате. И вот, когда я удовлетворённая и расслабленная вернулась в нашу общую спальню, а охранник закрыл за мной дверь, я и выяснила, что она не спала и поджидала меня.