Этим утром она, входя в мои покои, снова обнаружила меня спящей в ногах постели. Хотя обычно, рано утром, я успевала откатиться на другое место, прежде, чем появлялась она.
— Я не знаю, что не так со мной, — за завтраком призналась я ей, не выдержав, ибо отчаянно нуждалась в ком-то, с кем можно было бы поговорить по душам. — Я иногда чувствую себя настолько пустой, настолько несчастным, настолько неудовлетворённой, бессмысленной, беспокойной.
— Да, Госпожа, — почтительно, отозвалась рабыня.
— Но я никак не могу понять, что происходит со мной, — пожаловалась я ей.
— Да, Госпожа.
— Зато Ты, — заметила я, — с другой стороны, кажешься всегда довольной и безмятежной, и даже удовлетворённой и счастливой.
— Возможно, Госпожа, — улыбнулась Сьюзан.
— Так, что не так со мной? Ты знаешь? — отчаянно спросила я.
— Ваши симптомы ясны для меня, Госпожа, — кивнула она.
— Ох, говори же? — нетерпеливо попросила я.
— Я видела, как подобное происходило со многими женщинами.
— Просто, скажи мне, что не так со мной? — уже начиная раздражаться, велела я.
— Я предпочла бы не говорить, — вздохнула девушка.
— Говори! — уже потребовала я.
— Я должна сказать это Госпоже? — спросила она.
— Да! — почти закричала я.
— Госпожа нуждается в Господине, — заявила Сьюзан.
— Убирайся, — закричала я на рабыню, взлетая на ноги, и пинком, отбрасывая маленький столик в сторону. — Вон отсюда! Прочь!
Испуганная девушка выбежала из комнаты.
Я зарыдала, и, разбрасывая вещи, подбежала к стене, и заколотила по ней кулаками, крича:
— Нет! Это глупо, глупо! Она врёт, врёт, врёт, Она врё-о-о-от!
Прошло немало времени прежде, чем я, наконец, смогла успокоиться до состояния, чтобы помыться и привести себя в порядок, и подготовиться идти с Дразусом Рэнциусом на вершину городской стен, как мы и запланировали, чтобы насладиться видом окрестностей. Я помнила, что первоначально он не хотел вести меня туда, но затем, неожиданно для меня, согласился, и даже сам предложил.
— Конечно, я — крупнее, чем Сьюзан, — едко заметила я Дразусу Рэнциусу, стоя на стене. — Я выше, грудь у меня больше, а бедра шире.
— Эти параметры — равнозначны, и даже могли бы несколько увеличить Вашу цену, — пояснил мужчина.
— Я презираю рабынь, — нервно сказала я. — Я презираю их.
— Это вполне соответствует Вашему положению, — согласился он.
Я вновь посмотрела поверх стены.
Насколько же рада я была тому, что была свободна! Как ужасно, насколько ужасно, было бы, окажись я здесь рабыней!
— Леди Шейла плачет? — спросил Дразус, по видимому заметив блеснувшие в моих глазах слёзы.
— Нет! — отмахнулась я, пытаясь не показать своей слабости.
Я боролась с дикой потребностью, растущей во мне, казалось всплывшей из самых тёмных глубин моего сердца, с нуждой, которая требовала от меня капитулировать, подчиниться и любить, всецело, не сдерживаясь, отдавая всё, не прося ничего. Какой поверхностной, внезапно, показалась мне сейчас моя склонность к эгоизму и себялюбию. Откуда могли появиться во мне эти странные и столь ошеломительные эмоции, спрашивала я себя. Конечно, они, напугали меня, ибо во всём казались полностью противоречащими тем рефлексам, что выработались во мне Земле, под действием общественного мнения. Я боялась, что источник этих чувств мог находиться только глубоко в тайниках моего собственного характера.
Я промокнула слёзы, выступившие в моих глазах уголком вуали.
— Я не плачу. Это всё ветер, — сказала я и, обернувшись назад, лицом к городу, добавила, — Так будет лучше.
Теперь тарны, восседавшие на их насестах, оказались по левую руку от меня.
Я смотрела на крыши Корцируса. Между крышами выделялась зелень деревьев, можно было различить театры и стадион. Как прекрасно смотрелся дворец с этого места! Я смогла различить, некоторые из садов, и крышу библиотеки на прямом как стрела проспекте Ификратеса.
— Как же прекрасен наш Корцирус! — восхищённо выдохнула я.
— Да, — признал Дразус Рэнциус, вслед за мной повернувшись к городу лицом.
Я полюбила гореанский мир, хотя я и считала его во многом довольно пугающим, прежде всего, потому что здесь было разрешено женское рабство.
Я всё не могла решить для себя, была ли Сьюзан права, и может быть, я действительно нуждалась в господине? Но едва подумав об этом, я гнала от себя прочь эти абсурдные мысли.
Я не была покорной, пресмыкающейся рабыней, женщиной, на чьё горло надели ошейник, и кому остаётся только надеяться, что некое животное могло бы счесть разумным бросить ей корку хлеба. Я была совершенно другой. Я женщина с Земли! Я гордая и свободная! Действительно, на этой планете мне даже выпала удача наслаждался особо высоким статусом, одной среди тысяч других моих порабощенных сестёр влачащих жалкое существование, в городе расстилающемся под моими ногами. Я была Татрикс этого города! Я смотрела вниз, со стены, поверх множества крыш Корцируса.