Кейджера Гора

Но почему тогда Сьюзан была счастлива, а я так несчастна? Она была всего лишь рабыней в стальном ошейнике. А я была свободна! Я смотрела на Корцирус. В гореанском мире было то, что всё ещё приводило меня в замешательство — женское рабство было разрешено. Как это ужасно! И всё же, что-то в тёмных закутках моего сердца, бесспорно, было глубоко смущено и взволновано этим фактом. И загорающиеся во мне при этом чувства, крайне меня беспокоили. Это, казалось, был совершенно не тот рефлекс, к которому меня приучили.

— Вон там дворец, — вытянул руку Дразус Рэнциус.

— Я вижу, — кивнула я.

Учитывая независимость самцов в природе, общую среди всех млекопитающих и в том числе среди приматов, то я предположила бы, что должно быть достаточно логично, что в цивилизации, по духу к природе близкой, а не настроенной на борьбу с ней, существование такого института, как женское рабство, вполне оправдано. Это можно было бы рассматривать, как цивилизованное выражение биологических отношений, признание этих отношений, и возможно даже улучшение, усовершенствование и торжество их, и, в контексте обычаев и законов, конечно, преобразование и усиление их. Но почему, раздражено спрашивала я себя, цивилизация должна быть именно близкой по духу к природе? Разве для цивилизации не будет намного лучше от того, что она будет противоречить и противостоять природе? Разве для неё будет не лучше, отрицание и ниспровержение природы? Не лучше ли размыть природные различия и привести к общему знаменателю индивидуальности. Не будет ли намного правильней для цивилизации, игнорировать человеческие счастье и желания, и насаждать чувство вины, фобии, неудовлетворённость, страдания и боль?

— А вон театр Клейтос, — обратил моё внимание Дразус Рэнциус, — а это — библиотека, вон там — стадион.

— Да, — на автомате отвечала я.

Впрочем, независимо от того, что могло бы быть правильным в таких вопросах, женское рабство на Горе было свершившимся фактом. Как я уже давно узнала, здесь были рабыни. Я смотрела на город. Там в городе лежащим передо мной, внутри этих самых стен, жили женщины, возможно, мало чем отличающиеся от меня самой, в ошейниках, которых в буквальном смысле этого слова, держали в категорической и бескомпромиссной неволе. Я уже не раз видела многих из них, в их характерной одежде, в их ошейниках. Я даже видела ту, что из одежды носила лишь ошейник и железный пояс, если их можно было назвать одеждой. И эти женщины принадлежали, в буквальном смысле этого слова, они были чьей-то собственностью, со всеми вытекающими из этого для них последствиями.

— А вон там, видите те деревья? — спросил меня Дразус Рэнциус, — это сад Антистэнеса.

— Как Ты думаешь, сколько рабынь, может быть в Корцирусе? — спросила я моего телохранителя, как если бы из праздного любопытства.

— Я не знаю, — запнулся он. — Вероятно, несколько сотен. Кто же их считает.

— А такие женщины могут быть счастливыми?

— Они же всего лишь рабыни, — удивился Дразус, — Кому могут быть важны их чувства и счастье?

— Конечно, — вынуждена была сказать я.

Какие же всё-таки мужчины — грубые животные! Насколько беспомощны перед ними рабыни!

— Вы видите те деревья? — снова постарался привлёчь мой внимание к тому парку наёмник, — там находится сад Антистэнеса.

— Да, — кивнула я.

Мы посещали тот сад дважды. Это именно там, во время нашей первой прогулки, я попыталась соблазнить Дразуса Рэнциуса поцеловать меня. Во второй раз мы были там после посещения турнира по фехтованию. Я была отвергнута оба раза. Интересно, а если бы я была заклейменной рабыней, он бы тоже отверг меня? Безусловно, он, скорее всего, заставил бы меня рыдать и умолять о его поцелуе.

Я с трудом удержалась от импульса, встать перед ним на колени. Как же я ненавидела Дразуса Рэнциуса!

6. Сирик

— В Корцирусе есть ещё места, куда Ты меня не водил, — напомнила я Дразусу Рэнциусу.

— Возможно, — уклончиво ответил мне он.

— Два дня назад мы проходили мимо одного такого места, — напомнила я.

— Это не то место, откуда доносилась музыка? — уточнил мужчина.

— Да, — кивнула я.

Нелегко было бы забыть такую музыку, столь мелодичную, и столь же возбуждающую и чувственную.

— Там, внутри под эту музыку танцевала девушка, — объяснил он. — Это была пага-таверна.

— И Ты не позволил мне войти туда, — обиженно сказала я.

— Когда в подобном заведении танцуют такие девушки, на них часто надеты лишь украшения или цепи, — сообщил он. — Я думаю для свободных женщин, будет лучше не видеть, как они смотрят на мужчин, и как они перед ними двигаются.

— Понятно, — кивнула я, и спросила, — И что мужчины находят в таких женщинах?

— Именно в интересах той женщины, — усмехнулся Дразус, — чтобы мужчины нашли её привлекательной, и даже очень привлекательной.

— Понятно, — вздрогнула я, уже догадываясь, о чём идёт речь.