Женщина, смотревшая прямо перед собой, словно не желая, чтобы хоть одна из девушек на рынке попалась ей на глаза, резко, как будто натолкнувшись на невидимую стену, остановилась. Ее глаза сверкнули на меня поверх вуали. Ничего приятного в ее взгляде я не заметила.
— Простите меня, добрая леди, — на всякий случай извинилась я.
— Ты заговорила со мной, — удивленно сказала она.
— Да, — кивнула я. — Простите меня, добрая леди. Просто никто не хочет прочитать мне того что написано на табличке надо мной. И я хотела бы попросить вас, сделайте это.
Она, приподняв свои одежды, поднялась на цементную платформу, и встала передо мной. Женщина оказалась примерно на два дюйма выше меня.
— Ты заговорила со мной, — повторила она.
— Да, добрая Леди, — призналась я.
— Ты откуда взялась? Разве Тебе неизвестно, что рабыни обращаются к свободным женщинам не иначе как Госпожа?
— Я тоже — свободная женщина, — попыталась оправдаться я. — Я не рабыня.
— Голая, лживая рабыня! — вдруг зашипела на меня женщина.
— Я всего лишь попросила Вас о любезности, — всхлипнула я. — Даже если бы я была рабыней, которой не являюсь, разве мы не одного пола. Мы же — обе женщины.
— Это, я — женщина, — возмутилась она. — А Ты — животное.
— Сжальтесь надо мной, — взмолилась я. — По крайней мере, мы — одного пола.
— Не смей смотреть на меня с подобной точки зрения. Это не моя вина, что я вынуждена делить пол с самками слина и тарска, или, хуже того с самками-рабынями.
— Я не рабыня, — в который раз попыталась урезонить я разбушевавшуюся женщину. — Я свободна. Я не в ошейнике. Я не заклеймена!
— Если бы Ты принадлежала мне, — бросила она, — Ты бы быстро заимела и ошейник и клеймо, и затем очутилась бы на конюшне или в посудомоечной, где Тебе самое место!
— Простите меня, — наконец сказал я, поняв, что говорить с ней бесполезно.
— Простите, что? — взвизгнула она, в ярости.
— Госпожа! — быстро добавила я.
— Я знаю твой тип, — гневно шипела женщина. — Ты принадлежишь к тому виду, ради кого мой компаньон покидает меня! Из-за таких, как Ты, он без сил возвращается из таверны. Ты из тех, чьи тела ваши рабовладельцы включают в цену напитка!
— Нет, — крикнула я. — Нет!
— Ты — из того вида женщин, которым нравятся мужчины, не так ли?
— Нет, Госпожа, — закричала я. — Нет! Нет!
— Почему Ты не стоишь передо мной на коленях, шлюха? — спросила она.
— Вы же видите, что я прикована цепью, — воскликнула я. — Я не могу!
— На колени, — холодно приказала свободная женщина.
— Я не могу, Госпожа! — жалко заплакала я, но все же согнула колени, полностью повиснув на цепях моих кандалов.
— Тебе не стоило обращаться к свободной женщине, — усмехнулась она, и вдруг наотмашь удалила меня поперек лица своими перчатками.
Слезы боли и обиды брызнули из моих глаз.
— И еще, раз уж Ты осмелилась это сделать, Ты должна была сказать ей — Госпожа, — добавила она, и на мое лицо обрушился новый удар. — Ты отрицала свое рабство. Ты посмела сравнить себя со мной. Ты оскорбила меня, напомнив, что мы обе — женщины. Ты посмела отрицать что Ты из категории сластолюбивых шлюх! Ты ложно отрицала, что стремишься служить мужчинам!
Каждое ее обвинение сопровождалось ударом по моему лица.
— Ты думаешь, что я не могу разглядеть, кто Ты? — со злостью в голосе спросила она. — Ты думаешь, что кому-то неясно, что Ты собой представляешь? Ты что, решила, что я дура? Да любой с первого взгляда сможет рассмотреть в Тебе рабыню! Это же очевидно!
Она еще несколько раз стегнула меня по лицу и рту своими перчатками. На самом деле она, как бы ей того не хотелось, не могла повредить моего лица, но это действительно было больно, и, конечно, ужасно оскорбительно. Не выдержав унижения, я залилась слезами.
— И Ты не встала передо мной на колени! — уже в истерике заорала она, ударив меня еще дважды.
Я обвисла в кандалах, и уже не сдерживаясь, зарыдала. Но я не столько боялась ее, сколько того, что она могла бы позвать служащего Архона. Тот не колебался бы ни мгновения, и если бы посчитал нужным, сразу же пустил в ход свою плеть. Я опасалась, что в этой ситуации, он именно так и поступит. К моему великому облегчению, натешившись вдоволь, женщина, развернулась, и сойдя с платформы, неспешно пошла дальше вдоль по улице.
— Ну, и что здесь произошло? — спросил служащий Архона, подойдя ко мне через некоторое время.
— Я заговорила с ней, Господин, — сразу призналась я, назвав его «Господином», поскольку он, как и парни, что поймали меня на окраине земель Виктэль Арии, быстро прояснил мне, что я должна обращаться к нему с уважением рабыни, и его нисколько не интересует, считаю я себя свободной или нет.
— Но она же — свободная женщина, — прищурился он.
— Да, Господин, — вздохнула я, и звякнув цепями, наконец, решилась опустить ноги на платформу.
— Это было глупостью с твоей стороны, — усмехнулся он.
— Да, Господин, — сказала я, и снова заплакала.
— У Тебя лицо красное, — отметил он.
— Да, Господин, — всхлипнула я.