— Я буду стараться изо всех сил, Господин, — пообещала я.
Его оценивающий взгляд вновь заскользил по моему телу. Я выпрямилась, насколько позволяли стягивающие мои руки и ноги веревки. Насколько же изумительно должно быть для мужчины, подумала я, иметь такую ничем неограниченную власть над женщиной, иметь ее настолько подчиненной своим желаниям, и настолько совершено связанной. И насколько же это изумительно оказалось также и для меня самой, осознавать себя настолько его собственностью, осознавать себя, используемой им нетерпеливо и страстно для своего удовольствия. И какая женщина не захочет такого мужчину, в тысячу раз более сильного чем она, такого, кому она должна подчиняться, кого она должна бояться, кого она должна любить?
Я смотрела на Друза Ренция.
— Это отличается от того, что было в Корцируса, не так ли?
— Да, Господин, — признала я.
Он отвел взгляд, по-видимому, снова потерявшись в своих мыслях.
— Я могу говорить? — решилась я отвлечь его.
— Да, — разрешил Друз.
— Это действительно настолько трагично, испытывать привязанность к рабыне, даже самую незначительную? — обиженно спросила я.
— Ты уже и так достаточно натворила, — предупредил он. — Не стоит и дальше пытаться выставлять меня дураком.
Я промолчала, опасливо глядя на своего господина.
Друз опустил голову, спрятав лицо в ладонях.
Насколько же болезненными, сложными и тонкими могут быть отношения между двумя людьми. Я попыталась понять, как я выглядела в его глазах. Казалось, он все еще видел меня, как если бы я до сих пор была свободной, и неуязвимой для наказаний женщиной, имевшей власть над ним, мучившей и презиравшей его, использовавшей его для своей забавы. Но, насколько я знала, я не сделала ничего такого, чтобы вызвать эти чувства, по крайней мере, до тех пор, пока он не отверг моих заигрываний. Что и говорить, там, в Корцирусе, я дала ему повод, чтобы считать меня презренной и мелочной. Но виной тому были глубоко вбитые в меня земные ценности, такие как, например, аморальная рациональность, и именно они, выйдя из меня, к его вполне понятному раздражению, привели к оскорблению его чести. Моя мелочность, моя неуважительность, которые я невольно выставила перед ним напоказ, относительно таких вещей как честь, достоинство, благородство, не прибавили ему уважения ко мне. Кроме того, оказалось, что он нашел меня, и я не смогла понять это полностью, безумно желанной. Это и привело к столь необычным и тонким отношениям между нами. И, несомненно, не малую роль в этом сыграли такие вещи, как его гордость и самосознание воина, его нежелание принять свою нежность ко мне, его страх перед чувствами и эмоциями, его завышенные требования в отношении своего поведения и образа жизни, столь свойственные его касте. Все это привело его к полубезумному состоянию от накопившихся противоречий. И все же, он вместе с Меницием, рискнул своей жизнью и честью, освободив меня в лагере Майла, и отчаянно пытался отстоять и защитить меня во время расследования проводимого Клавдием и высшим советом Аргентума. Это ли не свидетельство его глубокой привязанности ко мне? И при всем при этом, он рассматривал меня немногим более чем соблазнительную и коварную рабыню, ту, что даже не испытывая к нему никаких нежных чувств, сделает все что угодно, чтобы защитить себя, и даже изобразит любовь к нему. Ну как мне объяснить ему, что я искренне люблю его?
В моей голове созрел смелый план. Я должна попытаться заставить его излечиться от ложной Шейлы, чтоб открыть путь к его сердцу бедной безымянной рабыне, которая так долго, и так сильно его любила.
— Освободите меня, — попросила я, сердито дергая веревки.
Друз Ренций, наконец, удивленно посмотрел на меня, и сказал:
— Освободись сама.
— Сама я не могу! — признала я.
— И почему же Тебе захотелось освободиться? — заинтересовался он.
— Я не люблю Вас! — зло заявила я.
— Ну вот, наконец-то, Ты заговорила искренне, — усмехнулся он.
— Нет, я не просто не люблю Вас, — закричала я. — Да я ненавижу Вас! Я презираю Вас! Я презираю Вас как жалкого слабака! И всегда презирала!
Он улыбнулся.
— Мне уже надоело дурачить Вас, — заявила я. — А теперь, освободите меня, немедленно!
— Почему я должен освободить Тебя, — удивился Друз.
— Да потому, что я — свободная женщина! — гордо крикнула я.
— А вот это неправда, — усмехнулся он. — Я видел, как Ты задергалась в руках солдата.
— Я ничего не могла поделать с собой, — пожала я плечами.
— Только прирожденная рабыня, не могла ничего поделать о собой, — заметил он.
— Я не желаю принадлежать Вам, — сказала я.
— У Тебя имеется прекрасная альтернатива, — пожал мужчина плечами. — Я думаю, что передать Тебя в департамент шахт будет хорошей идеей. Там, Ты голая и в ярме будешь до конца своей жизни носить воду.
— Нет! — закричала я.
— Ты просишь оставить Тебя в моем ошейнике? — уточнил он.
— Да, Господин, — прошептал я.
— Тогда мы позволим Тебе постоять в том же положении, не так ли?
— Да, Господин, — ответила я, ибо в мои планы не входила вероятность того, чтобы оказаться в шахтах.