— Великолепное улучшение, — похвалил он сам себя. — Даже притом, что оно все еще немного длинновато, но, по крайней мере, теперь в пределах нормальной длины принятой для рабыни. Ну ладно, думаю, что пока сойдет так. Хотя конечно, она немного велика, но уже приемлема для рабыни, даже вполне подходит для одной из них. Прежде, она больше подходила для свободной женщины, притворившейся рабыней.
— Повернись, — скомандовал он. — Да! Думаю, что теперь самое то! Или, по крайней мере, будет таковой, когда Ты, подрубив кромку, укоротишь ее еще немного.
Я знала, что должна привыкать в дальнейшем ходить именно в таких одеждах — рабских одеждах. Украдкой бросив взгляд в зеркало, к моему удовольствию, я заметила, что туника замечательно сидит на мне, выгодно облегая мои самые привлекательные выпуклости, между тем, подчеркивая и то, что под ней находится та, кем я была — рабыня.
— Ну что? Нравится Тебе? — поинтересовался Друз Ренций.
— О, да! — признала я.
— Теперь Ты можешь снять ее, — сказал он, — и снова встать передо мной на колени, как стояла раньше.
— Да, Господин, — сказал я, выполняя его приказ, пока господин возвращался к своему стулу.
— Несомненно, Ты догадываешься, что мои чувства к Тебе были чрезвычайно запутаны.
— Да, Господин, — согласилась я. — И если мне позволено будет говорить о таких вещах, то, по моему мнению, Вы превосходно поняли мою сущность в одних вопросах, и практически не поняли в других. Кроме того, мне кажется, что Вы хотели, чтобы я была, или ожидали, что я буду, тем, чем я не была и не могла быть.
— Поняла ли Ты то, что мы сделали только что? — спросил Друз.
— Да, — кивнула я.
Для меня не составило труда понять смысл всего действа. Он посмотрел на меня как на Татрикс, потом увидел меня раздетой, и, в конце концов, снова в той самой тунике, которую я носила в доме Клиомена, и в комнате гостиницы Лизиая, и которую он укоротил до длины подходящей для рабыни.
— Когда мы закончим это символическое перевоплощение, — пояснил он, — Ты, независимо от того, кем могла или не могла бы быть, станешь для меня и для самой себя, моей рабыней, в том виде, который я считаю подходящим.
— Да, Господин.
Конечно, я уже была его рабыней, полностью, и по закону, и в моем сердце. И я подозревала, что он, возможно, теперь и сам пришел к пониманию этого, но пока еще не был уверен в этом наверняка.
Соответственно, он решил не рисковать со мной, и провел меня через весь процесс порабощения и обряды подчинения, в результате которых, независимо от того каковы могли бы быть мои природа, побуждения и намерения, я должна была ясно понять свой статус, согласно которому отныне я была полностью его рабыней, независимо от того была ли я коварной шлюхой или любящей женщиной.
— Сейчас с тобой будут сделаны три вещи, прозаично, одна за другой, — предупредил Друз Ренций.
Озадаченная его словами, я, нетерпеливо, не сводила с него взгляда.
— На четвереньки, — скомандовал мужчина. — Голову вниз. Ползи сюда, к ножке стула.
Едва я оказалась там, он присел позади и слева от меня, и без церемоний надел на меня свой ошейник. Особой нежности я не почувствовала.
— На колени, ягодицами на пятки, руки вперед, запястья скрестить, — сыпались его по-военному отрывистые команды.
Возмущенная и пораженная я смотрела на то на него, то на свои связанные одним концом длинной кожаной веревки запястья.
— Встать, — приказал он, и потащил меня к стене.
Свободный конец веревки был проброшен, сквозь кольцо, закрепленное в торце торчащей из стены балки, а затем сквозь еще одно кольцо у ее основания. Друз Ренций натянул веревку, и мои связанные запястья оказались у меня над головой. Конец веревки мужчина закрепил на крюке, вмурованном в стену. Теперь я стояла, вытянувшись в струнку, у дальней стены комнаты, голая, в ошейнике, со связанными и поднятыми над головой руками.
— Господин, — всхлипнула я, — это не похоже на Вас! Где же Ваша привязанность ко мне?
— Не помню, чтобы я давал Тебе разрешение говорить, — усмехнулся он.
— Простите меня, Господин!
Я посмотрела вверх на свои связанные руки. Веревка темной змеей обвивалась вокруг них. Я отчаянно задергала руками, пытаясь вывернуть их из пут. Все было бесполезно, не для того мой хозяин связывал меня, чтобы у меня был шанс освободиться. Внезапно, я почувствовала, как будто мое тело стало еще более открытым, уязвимым и ранимым. Вывернув голову, я просмотрела через плечо. Я была в шоке. До меня с совершенной ясностью дошло, что я оказалась в положении для порки.
— Пожалуйста, Господин! — захныкала я.
— Целуй плеть, — приказал мой господин.