Кейн Черный Нож

- Держи, - говорю я. - Он твой. Мне уже не нужен. - Встаю, и Меч вылезает из камня. Визжит в моей руке.

Я направляю его на Слезу Панчаселла.

Длинный и прямой и тяжелый, лезвие цвета отполированного до зеркального блеска тунгстена. Глубоко врезанные в металл руны, от широкой части до острия, прекрасны и гладки, словно следы кисти, горят огнем столь черным, что не выдерживают глаза; они меняются, искажаются и мерцают и ползут по клинку, высасывая свет из воздуха...

Я никогда не видел такого Меча. Я знал этот Меч всю жизнь. Все жизни.

Разрушив Слезу, он разорвет хватку Силы на реке. Река, заткнутая на тысячу лет, прорвется и наполнит пещеры. Обрушится с вершины города на стоянку внизу.

В моей руке гибель Черных Ножей и их возрождение.

Гибель - сегодня.

Когда лезвие входит в Слезу, она кричит, словно я убиваю мир.

Возможно, так и есть.

>>Ускоренная перемотка>>

Рассвет за моей спиной поджигает радугу. Невероятно огромную... плотную, как Бифрост, рожденную в брызгах моего водопада...

Одна нога тянется от лица разрушенного пятого яруса, высоко над головой; вторая угнездилась где-то в большом, затянутом туманом море обломков, там, где была стоянка Черных Ножей.

Вот мой горшок с золотом. Прямо здесь. Среди бесконечного, сотрясающего землю грохота водопада я мысленно слышу крики Черных Ножей.

Где-то к югу новая река катится по Бодекенским пустошам, черная от грязи и обрывков палаток, разбитых телег и сломанных тел.

Я взираю на дело рук своих, и оно хорошо.

Один лишь изъян обнаружился в моем плане: встреча назначена слишком далеко от гремящего водопада, так что я слышу беседу идиотов. Обо мне.

Я опираюсь о стену около остатков окна, в комнате девять выживших одеваются в тряпье, которые я собрал, перевязывают раны, которые не смогла Исцелить Марада. Бинты и мази тоже я притащил, и еду, и воду я нашел, а они говорят, что мне нельзя верить.

- ... полная нелепица. - Хотя бы Марада стоит за меня. Кажется, в одиночестве. - Если единственной его целью была месть, зачем рисковать со спасением? Он с легкостью мог бы оставить меня... оставить...

Даже отсюда слышу, как она запинается. Не может сказать.

- ... там, где мы были, - заканчивает она неловко. - Он мог бы сделать то, что сделал, даже без твоей помощи, хотя освобождение реки стоило бы ему жизни...

Вот это верно.

- Тебя там не было, - твердит Тизарра. - Никого из вас. Вы его не видели. Не слышали.

- А щенки - ну так что? - Это Джеш Выдра. - Сколькие из них выжили бы в реке? А?

- И я о том. Зачем... делать так? Зачем это шоу?

- Отвлекающая операция, - говорит Марада, и ясно, что она сама не уверена.

- Так он сказал. Сказал мне. Чтобы они наверняка ринулись бы за ним в город. Оттянуть их из лагеря, дать вам шанс сбежать... Но когда он ударил по детям, многие остались внизу. Охранять выживших.

- Ну, мне все равно, - подает голос кто-то еще. - Чертовски благодарен за жизнь.

- Ты так говоришь сейчас, - отвечает мрачная Тизарра. - Но он с нами не закончил. Вот зачем спасение. Он еще сможет использовать нас. Единственная причина. Просто погодите. И увидите.

Другой человек обиделся бы. Да и я, если бы она ошибалась. Но, знаете, некоторые Черные Ножи умеют плавать.

Я смотрю на свой водопад. На свою радугу. Радуга - обещание Бога, что не будет второго Потопа.

Ну, я его и не планирую.

В дупу наказание. Дело в истреблении.

Правосудие Хрила

Это был недобрый сон.

Я не мог счесть его даже кошмаром: тогда на лице была бы ловчая сеть, не рогожный мешок. Ошметки какого-то дерьма не болтались бы вокруг головы. Я был совершенно уверен.

Следующее пробуждение пробило дыру в черепе, я начал волноваться, что голый, хотя должен был быть облачен в черный кожаный костюм. А этот тряпичный комок во рту, и над ним что-то вроде веревки? Откуда всё это, на хрен?

Впрочем, теперь стало понятно: та мелкая дрянь вокруг головы могла произойти только из моего носа.

Чуть позже в мой лоб вгрызлось смутное понимание, что плечо, на котором я лежал, обычно делается из плоти, не из металла.

И самое последнее, оно же худшее: на руках и лодыжках были не веревки. Забудем, что я лишился метательного ножа, который скрывал за воротником куртки; он не помог бы против стального доспеха на спине несущего, и даже не рассек бы оковы на руках. Я еще мог чувствовать пальцы, потому что в этот раз их надели не так туго, как сделали социальные полицейские Лос-Анджелеса, хватая меня за насильственный контакт с высшей кастой.

Наручники.

Я снова чихнул, загадив мешок соплями.

И покатился обратно в черную дыру.