- Мертв... - В этот раз я ухитрился выдавить слова через зубы, не оставив кататься по раненому черепу. - Ты покойник...
- Вот: не может пошевелиться, едва говорит, а угрожает...
- Это не угроза. - Мертвец отступил, став пятном, потом тучкой. - Сейчас для него это простой факт.
И, прежде чем я смог призвать остатки здравого смысла из покореженного мозга, дела стали еще чудесатее.
- В соответствии с договором между нашими народами, - проговорил Маркхем, - я передаю беглеца в ваши руки и под вашу ответственность.
И две новые тени появились в поле моего зрения. Когда они склонились забрать меня, у обоих оказались нечеловеческие круглые головы с тошнотно знакомыми гримасами, какие можно увидеть в кривых зеркалах.
То было мое лицо.
Я узнал себя. Их. Я же вырос в рабочих трущобах Сан-Франциско. Социальную полицию не узнал бы лишь тот рабочий, что уже шесть дней как мертв.
- Администратор Хэри Майклсон. - Электронный скремблер в зеркальном шлеме социка не работал в физических константах Дома, голос был такой, будто он рукой зажал себе рот. - Вы арестованы по обвинению в злостном насильственном контакте с представителем высшей касты, а именно в убийстве праздножителя Маркуса Энтони Вило.
Знаете, это забавно...
Жизнь всегда умела вонзить мне нож в глаз в самое подходящее время.
Передача в лапы социальной полиции - это был тупой нож. Ржавый. Зазубренный. Полагаю, мне повезло.
Он вошел в левую глазницу и начал пилить синусы, пока скрип ржавой зазубренной метафорической стали по метафорической кости не поднял меня над личным горизонтом событий; и, хотя я не имел малейшего ключа к догадке, что происходит и где, сквозь боль и общее смятение смутно осознал, что ситуация нехороша для моего непосредственного будущего.
И подумал: "Ни хрена. Будем бороться".
Кажется необычным решением со стороны полубесчувственного мужчины средних лет, голого и с переломом черепа, связанного по рукам и ногам несокрушимыми высокотехнологичными оковами соцполиции. Но я уважаю правило большого пальца, я его практиковал очень давно - еще когда был полудиким пацаном на улицах района Миссии - и оно стало твердым как проволока инстинктом.
Если плохие дяди пытаются утянуть тебя куда-то - дерись.
Дерись сразу.
Потому что они тянут тебя в свою зону комфорта. Вот почему тебя не убили прямо на месте: тут у тебя еще есть шанс. Какой угодно. Свидетели. Полиция. Оружие. Пути бегства. Что-то. Вот почему они хотят тебя забрать в другое место. И едва тебя приведут туда, куда они хотят - конец.
Иногда конец наступает не сразу. Что еще хуже.
В драке тебя могут убить. Лучше так, чем попасть туда, где они смогут насладиться полной властью.
Так случалось с некоторыми подростками, которых я знал в районе. Они исчезали. А тела находились потом. Иногда можно было понять: они прожили еще недели. Или месяцы. По тому, сколько ран успело зарасти шрамами. По ампутациям. Кастрациям, разрывам вагины и еще... вам лучше не знать.
Так что...
На хрен.
Дерись.
Но (те, что знают меня, наверняка уже слышали) есть драка и драка.
- Рабебел... - Я сумел сказать, или мне так показалось. Я подмигнул покойнику. - Рабебел, я тебе нужен...
Покойник отскочил в туман. - Рабебел умер двадцать пять лет назад. Ты ему не помог, и мне не нужна помощь от тебя.
- Ты не... - Слова словно вязли в дымке внутри головы. Я тяжелым трудом заставлял их лететь по воздуху. - Передашь меня... и этому месту... конец... несколько дней, и всё... война - война с Анханой...
Это произвело некое впечатление: обрамленное бородой лицо снова стало ближе. - Он же... может ли это быть верным...
Почти знакомый голос ответил: - Я давно понял: из рта этого человека даже Хрил не услышит правды.
А.
Вот кто этот Почти Знакомый.
Даже с расщепленным сознанием его появление здесь привнесло полный смысл. Я стал чертовски интуитивным.
Друзья Хрила при Дворе Бесконечности уверили меня, что его влияние в Церкви и Империи сугубо символическое. Если будет война, то не по его милости.
Я постарался извлечь максимум пользы из рта и мозгов. - Не... про меня, тупица... сделка - нам нужно договориться...
- Майклсон, мне жаль. - В голосе соленого-с-перцем пятна не звучало сожаления. - Дело сделано.
- Нет... ты не можешь - отослать меня назад... не отдавай меня им... умоляю...
- Уже отдал. Офицеры? Время поджимает. Если вам угодно, прошу вот этим путем.
- Стойте, проклятые... стойте...
Висящий в усиленных проволокой перчатках социальной полиции, руки скованы за спиной, лодыжки стянуты тем же металлопластиком, голый, облеванный, неспособный стоять и видеть, я все же зарычал, и внутренний клинок солнечного огня прогнал туман из головы, сжег его. Не важно, насколько мне плохо - убить кого-нибудь всегда сумею. Проще, чем два пальца...
Ведь, знаете, я никогда не был мягким типом и так далее.