Крышка сральной бочки в углу прилегала неплотно, но эта вонь тонула в кислом смраде немытого огриллона: сочной смеси пота, феромонов и животного секса. Когда козлы вынули лестницу и с лязгом закрыли решетку, я почти ослеп от головной боли. Осел на скользкую стену, пытаясь рассортировать тысячи слов, которые здесь будут, пожалуй, лишними.
Орбек еще прыгал с штанами в руках. Он позволил свободно расти красноватой спинной щетине, теперь его гребень походил на шлем троянца. Еще он набрал вес: массивные выступы новых мышц бугрились под серой шкурой на голой груди и плечах, хотя ему было еще пять или около того лет до зрелости.
Впрочем, сейчас шансов подрасти было маловато.
Когда мы встретились в анханском Донжоне, Орбеку было всего семнадцать. Три года? Иисусе, мы многое прошли в тех пор.
Нужно было что-то сказать. Три месяца назад я думал встретить Орбека на станции Палатин. Поеду домой, сказал он тогда. На время поселюсь в Лабиринте. Навещу старых друзей. Каникулы.
Посещу семью.
- Разве ты не должен быть в Анхане?
Молодой огриллон туго затянул шнурок штанов, завязал. - Разве ты не должен уже быть мертв?
- Нашел бы остроломный ответ, да голова болит. - Я поглядел наверх, на зеленоватую слизь с решетки. - Я видел один сон, знаешь? Скорее фантазию. Что впервые, точно впервые, я хочу помочь тому, кто мне дорог, и когда приношусь, этот кто-то рад меня видеть.
- Вот ты зачем здесь? - Голос Орбека был темнее кофе. - Помочь?
Капли слились с дождем и застучали в тишине вокруг нас. Кулак внутри головы ударил в черепную кость. Раз. И еще раз.
Я вздохнул. - Ага. Ну, я же видел сон. Всего-то.
Орбек сплюнул в ладони и помазал щетину; она распрямилась сильнее, мокрая и блестящая. - Садись на уютный пол, эй. Не надо крепиться, братишка. Лучше сесть, чем упасть.
В его желтых глаза была осторожность, которая легко могла стать враждебностью; и это почему-то делало положение проще. Мне всегда бывало легко стать мерзавцем.
Я покосился на самку. - Старовата для тебя, а?
Самка поплелась к куче мокрых одеял, которая сходила в яме за койку, легла, смотря на нас без любопытства; мосластая рука лениво почесывала между ног. - Зови ее Кейгезз, - сказал Орбек мягко. - Я бы вас познакомил, но не знаю, кто ты сегодня такой.
Я ощущал рыцаря-блюстителя, который следил за нами сверху. Кивнул самке. - Доминик Шейд. Не вставайте. Не люблю поклонов, и не готов пожать эту руку.
Выражение ее лица было непонятным. - Корлоггил Назутаккаарик ринт диз Этк Перрогк. - Текущая по спине влага стала холоднее. Я успел выучить несколько слов на этк-даг. Одна из них - Назутаккаарик. Кличка. Титул. Так меня называли Черные Ножи. Некоторые. В самом конце. Когда их осталось немного.
Я пошевелился, скользя вдоль стены в угол. - Он рассказал, кто я.
Орбек улыбнулся, шевеля бивнями. - Она не говорит на вестерлинге, братишка. Сказала, счастлива повстречать деверя.
- В жопу деверя. - Гнев пополз по телу, изгоняя холод. Я понизил голос до невнятного рычания, помня об ушах наверху. - Что она сказала на самом деле? Что Ходящему-в-Коже рад Бодекен?
- Хух. - Ухмылка Орбека не исчезла. - Мы не зовем его Бодекеном. Зовем Нашим Местом.
- Ты чертовски боек для того, кому суждено умереть на рассвете.
- Что же мне, хныкать как хуманс? Ты будешь счастлив? Ведь ты хочешь быть счастлив, ради этого живешь.
- Я проделал такой путь не для того, чтобы меня трахали в уши, собачина.
- Мне больше нравится с ней, братишка. - Юный огрилллон вытянул руки, ладони были будто две сковородки.
- О, точно. Словно твой жеребячий хрен не являлся мне в кошмарах. - Я потряс головой. - Не придумал ничего получше, чем болтать с ней о минувшем? Об... как ты это зовешь? Об Ужасе?
- Болтать? Мы не болтали. - Белое пламя родилось в глубине его глаз: сетчатка ночного охотника уловила и сконцентрировала тусклый свет газовых огней, отраженных от мокрых стен. - Я лишь слушал.
- Гм. - Подлый выпад не причинил мне боли. Он разразил меня. Разбил на части и перемешал кусочки.
Орбек плюхнулся на одеяло рядом с ней, спиной к стене, мощная рука покровительственно обнимала плечи. Она глубже заползла в объятия, поцеловав в сгиб локтя.
Он шевельнул бивнями. - Тогда она была теркуллик. Молодкой. Родила первый раз и кормила грудью. Понимаешь? - Свободной рукой он коснулся мятой простыни черных шрамов, что покрывали ее бедро и бок. Вместо нижнего левого соска виднелся темный узел. - Знаешь, откуда это?
- Могу погадать.
- Не старайся. Таскала щенков из огня, братишка. Ты знаешь, из какого огня. Мертвых щенков.
Свет в глубине его глаз мерцал, словно лед под луной. - Своих мертвых щенков.
Она потянулась и погладила его руку, притянув к своему лицу. Толстый липкий язык вылез и слизнул дождевые капли с обрубка боевого когтя. В глазах не было гнева. Враждебности. Лишь яростное, сфокусированное внимание: один хищник следит за другим.
Над трупом добычи.
Перемешанные кусочки вдруг сложились в новую форму. - О, - сказал я. - Дошло.
- Неужели?