Джил притворялась камнем – непроницательность её помрачневшего лица побила все предыдущие рекорды за прошедший день. Лишь один раз она удостоила юношу укоризненным взглядом, в самом начале, когда Пёс только протащил их сквозь придорожные кусты. Когда они стукались об очередную кочку, девушка лишь скрежетала зубами от злобы. И только периодически хаотично перемещавшиеся брови и бегавшие из стороны в сторону глаза выдавали активную работу мыслей в голове артистки. Кель предположил, что Джил старательно выдумывала хоть какой-нибудь план побега.
Чем дальше они заходили, тем гуще становился лес, и тем тяжелее Псу становилось маневрировать между упавших деревьев и кочек.
К каждым корешком, пересчитавшим путникам все позвонки, внутри лекаря всё больше нарастало беспокойство, что лагерь бандитов находился настолько глубоко в лесу, что обнаружить его было практически нереально. Но, благодаря услышанному на дороге, он понимал, что разбойники если и убьют их, то не сразу, тем самым предоставив хоть какую-нибудь возможность для побега.
Наконец, когда счёт Келя перевалил за пять тысяч, он обратил внимание на слабое мерцание в той стороне, куда их тащили бандиты.
Когда до места назначения оставалось всего около двадцати шагов, лекарь заметил узкую полосу света на высоте, сильно превышавшей человеческий рост. Лучи словно пробивались через какую-то дымку, но юноша всё равно не мог понять, почему не приметил их раньше, особенно в таком мраке.
Вся группа подошла почти в упор к месту необычного явления, когда Кель наконец-то смог как следует рассмотреть место, откуда исходил свет.
Оказалась, что всё это время точкой их назначения была самая настоящая лесная крепость.
Из своего не самого удобного положения, юноша не мог разглядеть, сколько именно углов имелось у этого чуда природы, но мог уверенно сказать, что больше пяти. Стены заменяли невероятно высокие, трёхметровые ровные кусты, в то время как сторожевыми башнями на углах служили стволы деревьев. Их пышные кроны стали крышей крепости, таким образом, это чудо природы выглядело как монолитная лиственная стена, которая шла от земли до самых кончиков деревьев. Кель сразу понял, что такое необычное место не могло появиться само по себе. Тем не менее, кое-где, видимо, под влиянием времени года, между крышей и стенами начали образовываться небольшие зазоры, через один из которых Кель и смог увидеть тот самый свет. Лекарь резонно предположил, что его источником мог служить только лагерный костёр.
Из-за того, что они слишком близко подошли к крепости, до того, как Кель её заметил, он не смог оценить её истинных размеров. Зато успел приметить нечто, отчего у него по спине пробежал мерзкий, замогильный холодок.
Справа от их местоположения, в упор к одной из стен чуда природы, стояла большая, деревянная телега, груженная бочонками. Лекарь сопоставил в голове пару известных ему фактов, сложил два плюс два, и пришел к вполне очевидному заключению, что в бочонках хранилось пиво, отчего ему сделалось не по себе ещё больше, чем до этого. Правда, нескольких бочек уже не хватало. Упряжь телеги пустовала, но Келю не то, что не удалось обнаружить поблизости каких-либо лошадей, но даже когда он напряг слух, ему не удалось уловить никаких признаков нахождения рядом этих животных – никто не ржал, не фыркал, и не цокал копытами: «Неужели, они их съели?» – обескураженно предположил юноша. Зато ему удалось уловить едва слышный шёпот, который доносился откуда-то изнутри крепости.
В глубине души лекаря начала нарастать паника.
Кое-как добравшись до зелёной стены, Пёс с облегчением сбросил с плеч свою ношу, и вздохнул так тихо, как только мог:
– У-у-у-уф. Наконец-то доползли. – С этими словами обрюзгший бандит все своим весом навалился на ствол ближайшего дерева, и принялся восстанавливать дыхание. Его грудь тяжело вздымалась, а их лёгких несколько раз вырывался натужный кашель. Он несколько раз вытирал испарину со лба и тут же вытирал её об штаны.
Кивнув головой, Сухой утвердительно промычал в ответ.
Внезапно, из-за стены послышалось громкий, хриплый смех, из-за которого все четверо задрали головы кверху. Он смахивал на звук распиливаемого бревна, но явно принадлежал человеку. За хохотом последовал неодобрительный возглас очень грубым голосом, после которого вновь воцарилась тишина.
Только сейчас лекарь понял, что с того момента, как впереди замаячил свет, он ни разу не услышал внятной человеческой речи, которая доносилась бы со стороны крепости. Не говоря уже о шуме, которые обычно должна производить толпа взрослых, пьяных мужиков.