Кель и Джил. Тайны древних

Последнему особенно нравилось то, что, хотя в остальное время душа Бейтона светилась ярче, чем падающая звезда на ночном небосводе, но как только она обнаруживала, что кто-то пытался её отследить, тут же маскировала своего хозяина так, что его не могли найти даже самые лучшие медиумы материка.

Сам владелец дара никогда не пытался разобраться в собственных особенностях. Ему просто нравилось то, что он всегда на уровне инстинктов понимал многие вещи, на изучение которых у других уходило приличное количество времени. А ещё то, что он знал, когда и куда ему следовало убежать, чтобы его никто и никогда не смог отыскать. Ну, и что его постоянно хвалили и поощряли просто за то, что он был самим собой.

Некоторые люди называли это шестым чувством, другие, более сведущие в таких делах, даром, и предлагали ему стать гильдейским магом-медиумом. Бейтону же было глубоко плевать на чужое мнение, ведь он и так прекрасно проводил время.

Однако, иногда Бейтону настолько надоедало, что для него в жизни не существовало никаких неожиданностей, что он напивался едва ли не до потери пульса, чтобы его разум потерял связь с его душой, и тогда он на время утрачивал дар предвиденья, и становился, можно сказать, простым смертным. Так же стоит заметить, что просто выпить пару кружек для него было недостаточно, даже наоборот, когда сознание Бейтона затормаживалось от малой дозы алкоголя, его душа, напротив, избавившись от помех в виде собственных мыслей своего владельца, только усиливала эффект дара.

И эта ночь была именно такой, когда Бейтону захотелось «побыть наедине с собой», как он сам это называл. Именно поэтому он не уловил никакой угрозы.

Брат главаря давно привык к дракам в лагере. Напившись, он и сам любил в них поучаствовать, и ему особенно нравилось получать по мордасам в таких ситуациях, когда обычно он без проблем вышел бы победителем. Звуки потасовки, крики, и ругань давно перестали мешать его сну, а алкоголь ещё сильнее притуплял шестое чувство. Поэтому, даже когда сквозь сон он почуял, что в лагере творилось что-то неладное, он не обратил на это никакого внимания, и продолжил спокойной спать.

Но…

Тишина.

К ней Бейтон совершенно не привык.

И в этот раз его разбудила именно тишина.

Проснувшись, Бейтон не стал открывать глаза – он понадеялся, что через пару мгновений к нему вернулся бы слух, и тогда, когда он услышал бы что-то привычное, он без зазрений совести вернулся бы к заслуженному отдыху. Но, не услыхав ни тихого пения, ни шелеста болтовни, которые обычно возобновлялись после драки, Бейтон всё же заставил себя продрать глаза. Первым делом ему пришло в голову, что он проспал больше, чем ему самому казалось, и все остальные уже разошлись по палаткам. Однако он тут же насторожился, не уловив никого из часовых на привычных местах.

Голова брата главаря гудела от количества выпитого, а мочевой пузырь держал штаны в заложниках, и требовал немедленно найти ближайшие кусты. В случае невыполнения требований, он угрожал замочить пленника.

Бейтон повернул голову на другую сторону. Булыжники перекатились с одной стороны черепной коробки на другую. Поморщившись, он погладил висок, чтобы хоть немного преуменьшить гудение. Когда ему удалось вновь начать распознавать объекты перед собой, Бейтон обнаружил, что всё это время спал, вплотную прижавшись к бревну, на котором до этого сидел со своим братом, Ультоном.

С трудом приподнявшись на локтях, Бейэтон обвёл лагерь взглядом.

От увиденного, волосы на его голове встали дыбом – Ультон лежал на земле, весь окровавленный, с мертвецки бледным лицом. Прислушавшись к своим ощущениям, Бейтон понял, что остальные его товарищи прибывали в ненамного лучшем состоянии. В какой-то момент его голова дёрнулась, словно от мощного щелбана: «Что, бесы раздери, они сотворили с Кинтоном?!», – с ужасом вздрогнул брат главаря.

Очухавшись, он вернулся к осмотру лагеря.

Какая-то девка, одного за другим, связывала его друзей, лежащих штабелем.

Бейтон попытался вспомнить, или понять, кто она была такая, что слишком мучительно отразилось на его голове. В черепе брата главаря витал настолько плотный туман что мысли и воспоминания, вынырнув из него всего на секунду, тут же ударялись о кость, и, рассыпавшись в прах, делали туман ещё гуще. Единственное, что Бейтон смог понять, что она точно попала сюда не специально, и не охотилась за их отрядом намеренно. И тут, каким-то чудом, он вспомнил, что видел её в качестве пленника, которого вечером притащили Сухой с Псом, но сам Бейтон в тот момент был уже настолько пьян, что не сумел распознать опасность, а на вид она и не выглядела, как кто-то, кто может представлять угрозу, поэтому остальные тоже ничего не заподозрили. «Бесы! – Брат главаря разозлился, но не на себя, на девку. – Наверняка, дождались, пока я не нажрался, а потом проникли в лагерь под видом беспомощных пленников, и напали из засады!». Тут постепенно возвращавшееся чутьё подсказало ему, что его версия была не совсем правдивой.

Про себя Бейтон начал называть девку «потаскухой».