Кембрия. Трилогия (СИ)

В чужом будущем Великобритания выросла из Уэссекса. Здесь…
Палец Немайн шарит по карте, словно надеется зацепиться за шероховатость телячьей кожи. Уткнулся в Алт–Клуит. Гулидиен спешит объяснить:

– Северные бритты врагов не пропустят. Но сами за римские валы не полезут. Ни на север, ни на юг. То же и пикты. Устали.

– Угу…

– Улады и Дил–Риада морем поплывут.

– Морем…

Очередное путешествие пальца.

– Здесь? Узенько! И, помню, тут остров как раз напротив пролива. А на нем…

Чуть не сказала: порт. Нет там еще никаких городов! Но природные гавани никуда не делись. Росчерк пера. Узнали.

– Мэн, – говорит Гулидиен.

– Нортумбрийский, – уточняет Пенда, – Недавно.

– Да. Если на него базировать флот… То никаких войсковых перевозок мимо! Врага на севере можно добить в одну кампанию. И уж тогда, спокойно, неторопливо, неизбежно…

Король мерсийский улыбнулся. Все–таки в крещеной сиде остался старый вкус к отмщению, холодному, как северные волны. Норманны говорят: «только раб мстит сразу». Сегодня Немайн куда больше напоминает богиню, чем христианку и римлянку. Щель в чужой броне высмотрела – жаль, ударить нечем. Увы, сида противника знает куда лучше, чем союзников. Похоже, лучше, чем себя!

– Немайн, у меня флота нет.

– Что?

– Нет у меня флота. Есть несколько кораблей, чтобы враг не мог снять с побережий совсем всех. Но это против полутора сотен галер… Ничто.

Сида уперла вопросительный взгляд в Гулидиена, потом вздохнула. Если король некогда отдал низовья судоходной реки просто за то, чтобы морские разбойники вверх по течению не поднимались…

– У Катена три корабля, – сообщил король, – ну и у клана десси немало. На деле, много. Но это – не боевые галеры. Боевых…

Руками развел.
У Артуиса и Клидога державы тоже сухопутные. У Кейндрих–ревнивицы вообще выхода к морю нет. Даже теперь, после прирастания.
Значит, не получается. И цена всем ударам сидовского пальца…
Немайн встала. Пять шагов до окна. Снаружи – бегают друг за другом королевские собаки, солнце и весенний ветерок играют влажными листьями яблонь. Это Камбрия – если на улице не идет дождь, значит, только прошел – и скоро начнется. Дальше – частокол королевского подворья. Скучающий, но бдительный часовой. И, надо всем, далеко–далеко, белесым штрихпунктиром – профили далеких гор, что и дали имя стране.
Настоящий мир. А то уподобилась: «Вот в воинственном азарте воевода Пальмерстон поражает Русь на карте указательным перстом». Правда, у лорда флот как раз имелся.

– Для того, чтобы к осени иметь флот, мне нужны только деньги, – сказала сида, – Много денег. Как раз столько, сколько ты мне обещал за сдерживание Нортумбрии! Флот же все равно нужен.

Такой субсидии достаточно, чтобы к ярмарке покончить с долгами. Серебро – теперь, расходы на постройку и походы флота – потом, постепенно. Город уже встает на ноги. Дела, что принадлежат хранительнице, не только кормят граждан – приносят доход. Потому все, что уйдет на покрытие долга, город отдаст достаточно быстро, чтобы денег хватило и на новые походы. Золото, идущее в обеспечение расписок, трогать не придется.

– Допустим, – говорит Пенда, – ты закроешь море. Клидог займется Гвинедом… отлично. У Нортумбрии больше нет союзников. Один удар. И, если вспомнить, что мы, мерсийцы, с ними все же один народ – на следующий год ополчение северян будет воевать уже за нас.

Недоверчивые взгляды. А что тут сложного? В северном королевстве крестьянин больше не обязан военной службой, зато должен содержать рыцаря–всадника или пешего воина–тэна. Побор взимает сам владелец… пока только земель, не людей. Вопрос – если система действует лишь одно поколение, но целое поколение, сколько крестьян мечтает занять место начинающей задаваться аристократии? Сколькие мечтают вернуть дедовские времена, когда на битву звали не малых числом избранных, а всех свободных людей? Времена, в которые не облагодетельствованный властью над соплеменниками воин целовал руку государя, а вождь прислушивался к вооруженному народу.