Кемер в объятиях ночи

Насколько вся эта тяжелая водолазная наука пригодилась в мирной жизни, сказать трудно. Лишь единицы остались из их призыва служить дальше. Впрочем, один парень по прозвищу Шинкарь после службы работал обычным водолазом, сначала в порту, а потом на нефтяных платформах, где занимался подводной сваркой. Это была очень трудная, опасная, но зато и высокооплачиваемая работа. Григорьев случайно встретил его в Хельсинки — в этой, по сути, большой деревне. Буквально столкнулся с ним на Эспланаде. Сначала глазам своим не поверил, не сразу и подошел, думал, что ошибся. Шинкарь ему очень обрадовался. Тут же собрались идти в баню (Шинкарь всегда ходил по этим дням, взял с собой и Григорьева). Кстати, баня в Хельсинки Григорьеву очень даже понравилась: демократично, платишь всего, кажется, четыре евро и купаешься там, сколько хочешь. Они там и в сауне посидели, и попарились, периодически прыгая в бассейн с ледяной водой. Главная разница с Россией состояла в том, что в России они бы напились прямо там же, в бане, а здесь они приняли на грудь чуть позже в ближайшем к бассейну кабаке, но зато приняли здорово. Выползли на улицу уже заполночь, пьянющие в дым. Впрочем, как заметил тогда Григорьев, они вовсе были такие не одни. Пил народ там, в Финляндии, очень даже неслабо. Особенно вечером в пятницу и в субботу.

Еще из сослуживцев как-то встретил однажды Вострикова. Востриков работал в известном ночном клубе, занимался там охраной, фейс-контролем на входе и, судя по всему, очень неплохо зарабатывал. У него было жесткое, неприятное лицо профессионального вышибалы. Работа, по сути, в клоаке, на дне общества, с пьяными, проститутками и бандитами, неумолимо отразилась на его внешнем виде. Он даже приобрел специфическую манеру поведения: то наглую, то в меру подобострастную, то полностью лишенную каких-либо эмоций. Причем, мгновенно вычислял с кем и как надо разговаривать. С некоторыми был удивительно и, казалось бы, совершенно необъяснимо учтив, а тип мог быть самый что ни на есть низменный, примитивный, с матюгами через каждое слово, зато обычно одет на несколько тысяч долларов. С другими даже не разговаривал, а просто сходу бил в рожу: иначе, говорил, они не понимают, и нечего на них попусту тратить время. Подруги у него были сплошь официантки, стриптизерши и проститутки оттуда же из клуба, там у них был целый свой внутренний мир — за стойками баров, за дверями, ведущими на кухни и в гримерки. И Востриков был властелином этого мира.

И еще был в отряде такой совершенно особенный парень по кличке Гомер. Уникальный тип. Гомера, пожалуй, можно было назвать настоящим половым гангстером. Вот уж у кого был избыток феромонов, которые он щедро источал во все стороны! Даже теперь Григорьев его одного с Аленой не то, что бы не оставил наедине пусть только на минуту, но даже и знакомить бы не стал. Даже там, в Парусном, на безбабье, Гомер ухитрялся найти, кого трахать, это он оприходовал симпатичную медсестричку в госпитале Наташу (О, принцесса поллюций!) и жену ненавидимого всеми толстомордого мичмана-кладовщика. Григорьев уже и после службы не раз наблюдал за его выходками.