Идеальная семья всегда подразумевает некое разделение ролей, определенные принципы и ритуалы. Например, муж зарабатывает, жена занимается хозяйством и детьми. Или оба работают и оба же занимаются семьей и домом, но муж — „мастер — золотые руки“, обеспечивает техническую сторону проживания: бесперебойно работающую сантехнику, электроприборы, всякие там полочки и шкафчики на кухне, так обожаемые женщинами. Различия заложены самой природой: у мужчины нет месячных и связанных с эти делом перепадов настроения и работоспособности, он не может быть беременным, рожать, кормить грудью, но тогда он обязан выполнять другую функцию: защищать и обеспечивать свою семью.
Одна сотрудница в бухгалтерии мужчин меняла примерно раз в три года, мужей у нее только законных уже было вне счета (счет теряется в таких случаях после трех), и столько же сожителей. Одной из причин такой смены являлось и то, что у нее не было детей — не получилось. Поэтому менять партнеров, когда надоедали, ей было вовсе не обременительно. Надоел — поменяла. А вот дети сильно осложняют подобные вещи.
Один знакомый Григорьева очень сильно расстраивался именно по этому детскому поводу, поскольку после развода дочка его осталась с женой. Жена, будучи сама откуда-то с юга, после развода вышла замуж или просто жила с каким-то грузином. Ребенок был то у родного папаши, то у матери, то у родственников в Осетии. У родного отца девочка (а ей было восемь лет, но почему-то до сих пор не ходила в школу) спрашивала: „Я ничего не пойму, кто я вообще, вот ты — мой папа, а Гога тогда кто, и почему все так получилось?“ Отец не мог ей ничего на это ответить. А что тут скажешь?
А когда дети вырастают, но начинаются новые проблемы. У знакомых дочка отмечала восемнадцатилетие. Родители уехали на все выходные на дачу, чтобы не мешать ей. Они думали, ну придут пять-шесть человек, посидят, потанцуют. Дочка же на свой день рождения назвала кучу друзей, они напились, выбили стекла в серванте и в двери на кухню, раскололи цветочные горшки на подоконнике; со слов соседей, орали матом и шумно блевали с пятого этажа, свесившись по пояс из окна. Еще и по возвращении нашли парочку за диваном на полу, которые слепились и все еще не могли разлепиться, как насекомые. Позже мать подслушала их впечатления: „Здорово провели время!“
У одного дочь, вроде он и глядел за ней во все глаза, в шестнадцать лет вдруг родила. А поздно сообщила, что беременна, потому, что до смерти боялась отца („Авось, само рассосется“). Попсиховали, попсиховали родители, а что тут поделаешь! Родила удачно. Ребенок родился здоровенький, орал, конечно, по первому году чуть не каждую ночь без передыху — все хотел есть. Бабушка и дедушка им в основном и занимались, поскольку дочке надо было учиться, приходила она домой поздно, потом у нее появился молодой человек, и она иногда оставалась у него ночевать. А что там будет дальше, никто не знал.
Впрочем, с дочерьми у людей бывали и другие, гораздо более серьезные проблемы. Григорьев как-то от кого-то услышал, что умер Галямов, их общий с Тарасиком приятель. А позже Тарасик ему все рассказал подробно: