Кэндлстон — пожиратель света

— Понятно, — размеренно и неторопливо, но словно шутя, проговорил голос. — И этот нечестивец пытался одурачить тебя?

Бонни почувствовала, что ее мысли снова читают, но теперь это ее не беспокоило.

— Признаться, я сбита с толку. Девин хочет, чтобы я опустила щит и мы с ним вдвоем прикрепились к моему другу, Билли, когда он войдет сюда. Он утверждает, что у Билли пострадает мозг и он даже может умереть во время восстановления. Девин говорит, что ему известен способ избежать этого и он готов им с нами поделиться, если мы согласимся ему помочь.

Голос ласково рассмеялся.

— И ты ему веришь?

— Вообще-то да. Он дал мне послушать запись разговора с моим отцом, и она, кажется, подлинная.

— Она подлинная, но дело не в том.

Белое сияние за углом вдруг превратилось в ярко-красный туман и кровавой росой покатилось по каменному полу. Поток тьмы хлынул в сознание Бонни, точно принесенный ветром, гнавшим прочь голос ее друга.

— Девин взывает к твоим страхам. Он просит их выйти и сразиться с твоей верой. И эта битва уже идет на полях тьмы, где рождается страх и подтверждается вера.

Бонни отступила, чувствуя странную неловкость.

— Мои страхи? Но если все так, как говорил мой отец, то разве они не подтверждаются?

Туман сгустился, сбился в крохотные красные мягкие шарики, наподобие пузырей кипящей лавы. Пузыри надвинулись на Бонни, искрясь, шипя и плюясь, точно шеренги электрических роботов на невидимых ножках. Бонни попятилась на шаг, потом еще, от наступающей орды. Но затем остановилась и позволила им окружить себя. Она стояла не шевелясь, а они с громкими щелчками стали лопаться и исчезать во тьме.

— Ты отступила, дитя, — снова раздался голос. — Твои страхи подтвердились?

— Это… это просто от удивления. Я не знала, что это за штуковины.

— Но потом ты остановилась. Почему?

— Я… я не знаю. Просто… — Голос Бонни умолк. Ее спутанные мысли брызнули искрами, которые тут же подхватило и унесло темное течение. Свет ее друга вспыхнул ярче, побелел. Ветры тьмы улеглись, и Бонни ощутила, как разгорается ее собственное сияние.

— Какова природа веры, дитя? — продолжал голос. — Почему ты остановилась? Твой ответ послужит тебе проводником в битве.

При этих словах весь коридор наполнился светом, и Бонни увидела перед собой лабораторию, будто бы сама была там. Эшли и Билли, оба в дайверских рубашках, склонились друг к другу, и Эшли рассматривала кольцо с рубеллитом на руке Билли. Хотя Бонни не могла разобрать, что они говорят, она отлично поняла, что они собираются делать.

Внезапно тьма накрыла лабораторию, и видение потонуло в разлившемся море черноты. Бонни снова очутилась в темном коридоре, в своей угрюмой темнице. Раздался голос друга:

— Научись видеть сквозь стены своего существования. Когда мы были снаружи, мы видели все как бы сквозь мутное стекло. Мы были слепы, ограниченны, закованы цепями своего зрения. Теперь, когда мы больше не плоть и кровь, мы способны видеть духовным зрением.

Бонни чувствовала, что друг вот-вот покинет ее, исчерпав свои советы.

— Спасибо, что вы защитили меня стеной огня, когда я только пришла сюда. Если бы не это, Девин меня сцапал бы. Кто знает, что бы он со мной сделал?

Голос весело рассмеялся издалека.

— Но, милое дитя, это не я тебя защитил.

Свет растворился во мгле. Бонни задумалась над его последними словами. Он говорил загадками, но его речи несли знание, поскольку рождали вопросы.

Что есть вера? Что за красные пузыри окружали ее? Один вопрос, заключавший в себе многие ответы, вдохнул в нее надежду, отчего Бонни на мгновение ослепительно вспыхнула. Кто создал огненную стену, что защитила ее от Девина? Может быть, Бог был здесь и слышал ее пение?

Она двинулась вдоль по коридору, ища входной шлюз кэндлстона. Билли мог показаться в любую минуту. Бесконечные повороты и дремучие ходы она преодолевала теперь с легкостью. Может быть, в ней проснулось духовно, зрение, о котором говорил ее друг?

Добравшись до места пошире, Бонни ощутила нечто новое. Весь темный мир вздыбился и закачался, как корабль-призрак в полуночном море, ее крохотный космос затрепетал, будто кто-то снаружи бил по кэндлстону молотком. Через несколько секунд все прекратилось.

Новые страхи заполонили ее сознание, точно орда темных солдат на поле боя. Настало время петь. Библейский стих пришел на память Бонни, и она запела на собственный мотив:

«Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу, теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан. А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь, но любовь из них больше». [7]

— Я повесила фонарь сюда, — сказала Карен, показывая на крюк в стене, — но Билли, наверное, забрал его.

Профессор сунул руку в огромный внутренний карман куртки, где он хранил дневник Мерлина, и вытащил ручку-фонарик.

— Не бойтесь, — успокоил он детей, щелкая кнопкой и посылая тонкий лучик на крутые черные ступени. — Без этого фонаря я не выхожу из дому. — Профессор прислонил костыли к стене. — Похоже, их придется оставить.

— Мы их возьмем, — сказал Уолтер, перекладывая коробку с мечом под мышку.