Ч-черт! Больно-то как! Приглушил восприимчивость и словно пьяный поднялся на ноги. Постоял, упершись руками в колени. Сплюнул тягучую слюну, подкрашенную кровью из разбитой губы. Хм. А точно не из легких. Вернул чувствительность, провел языком по внутренней стороне губ. Так и есть, разбиты в хлам.
– Маркус, иди сюда, каша поспела, – позвал его добродушный великан Йенс.
Вообще-то, насколько понял Михаил, эта гора взяла его под опеку. Только непонятно, какого тогда хрена он стоит в сторонке и спокойно наблюдает, как из Романова делают форменную отбивную. Ладно. Это он так, брюзжит от обиды и бессилия.
– Схватывает он и впрямь все на лету. Я еще не встречал таких, что запоминали бы сложную связку с первого показа, – услышал краем уха слова наставника Михаил.
Он как раз плелся мимо Сьорена и Ларса, сидевших с деревянными мисками в руках и уплетавших кашу, обильно сдобренную мясом.
– Мало того, он сумел ее повторить, ни разу не ошибившись, а с четвертого раза так быстро, будто проделывал это каждый день целый год, – заметил ярл.
– И все равно это ничего не значит. Он, может, и хорош, но в нем нет воинского духа. Он все время боится.
– Может, в этом его сила, – не согласился Ларс.
– Ерунда.
– Посмотрим. Ты, главное, его не убей.
– Постараюсь. Чего уши греешь? – приметив Михаила, недобро хмыкнул Сьорен.
Романов тут же поспешил убраться подальше от этой парочки, успев углядеть несколько злорадных улыбок. Похоже, что за свое любопытство ему придется еще поплатиться. Ох-ох-ох, дела его тяжкие. Вот оно ему надо было?
После ужина попросил Йенса показать, как правильно метать копье. На что тот только покачал головой и кивнул в сторону Сьорена Аксельсена:
– Его ярл назначил твоим наставником. Ему и учить, и ответ за тебя перед дружиной держать.
Как говорится, назвался груздем, полезай в кузов. Ни капли сомнений, что без мордобоя урок не закончится. Но и отступать нельзя. Уважение Йенса дорогого стоит. А он тоже варяг. Глядишь, и вот такой малости хватит, чтобы отвернулся единственный, по-доброму отнесшийся к нему человек. Остальным в лучшем случае было на него начхать. Его приняли в дружину, и он вроде как себя уже проявил, но своим для них еще не стал.
– Сьорен, ты не покажешь мне, как правильно метать копье? – подойдя к наставнику, попросил Михаил.
Аксельсен отмахиваться от ученика не стал. Велел принести три копья. После чего определил мишень, ствол очередного дерева и взялся за оружие. Медленно, с расстановкой, но не проронив ни слова объяснений, он сымитировал один бросок. Потом сделал три и отошел в сторону.
Михаилу пришлось повозиться, извлекая копья, глубоко засевшие в дереве. Потом несколько раз повторил движение и наконец бросил все три снаряда один за другим. Не успел удовлетворенно отметить тот факт, что они легли кучно и достаточно глубоко вошли в дерево, как краем глаза приметил какую-то тень. Даже не тень, а некий намек.
Размышлять, что бы это могло быть, не стал. Тут же ушел в кувырок, отмечая промелькнувшую над ним руку. Впрочем, чего-то подобного варяг ожидал, а потому достал парня пинком. Но удар вышел смазанным, а потому на фоне других не доставил особых беспокойств.
Романов не стал замирать на месте, а тут же перекатился вправо. Деревянный меч взбил фонтан песка и травы на том месте, где за мгновение до этого был парень. Сьорен вновь попытался его достать.
Михаил знал, что поплатится за это. Но удержаться не смог. Уж больно четко подставился противник под удар. Там и нужно всего-то выпрямить ногу. По сути, не пришлось даже бить. Аксельсен замер, напоровшись на преграду. Дыхание перехватило. Щеки раздулись. Лицо налилось кровью. Глаза навыкате. Будь ты хоть трижды великим воином, но пресса на причинном месте ни у кого нет.
Романов вскочил и поспешил отбежать. От греха подальше. Сьорен встал, упершись руками в колени. Посмотрел на парня и погрозил ему рукой. Мол, лучше сам убейся. Поначалу никто не понял, что случилось. Но постепенно до них начало доходить, и над Славутичем вновь разнесся оглушительный хохот воинов Севера.
Что и говорить! Поутру Михаилу пришлось ответить за свой проступок. Наставник отыгрался на славу. Да так, что казалось, все тело Романова превратилось в один сплошной синяк. Если бы не его способность притуплять боль, он даже не представлял, как бы справился с этим.
Но, как ни странно, злость на варяга присутствовала, а вот обиды не было. Тот ведь не розгами по нему прошелся и не обычной палкой отходил. Он обращался с ним как с равным. Да, жестко, но учил, а не поучал, вколачивал науку, а не наказывал. Разница. Причем существенная…
Олешье, земли, подконтрольные Киеву и охватывающие устья рек Славутич и Богъ[9], прошли без остановки, на одном дыхании. Никаких препятствий к остановке не было. Но ярл решил, что и причин для задержки у него не имеется.
– А что они делают, Йенс? – отложив в сторону свою поделку и инструмент, поинтересовался Михаил.
– Похороны. Мы предаем останки либо земле, либо морю. Дружина решила похоронить братьев в море.