Кентавр

И всё это время Она с любовью и терпением улыбалась, позволяя им постичь урок; Она смотрела и ждала, пока люди, как глупые дети, тратили уйму напрасных усилий, стремясь завладеть преходящими вещами, которые не способны принести им ни грана настоящего удовлетворения. Разрешала людям наживать миллионы на своих самых светлых мыслях, добывать золото и серебро из своих жил, даже не препятствуя переработке в орудия разрушения, поскольку знала: каждая «потерянная жизнь» возвращается к ней в объятия, оплакивая собственную глупость, но с усвоенным уроком; за слезами и возней своих чад Она наблюдала из дверей детской, прекрасно зная, что дети проголодаются и вернутся, когда им потребуется пища; ожидая, Она слышала обращенные к Ней молитвы и отвечала на них любовью и прощением, а тем же немногим, кто осознавал свою глупость и несносность по эту сторону «смерти», она даровала мир, радость и красоту в полной мере.

Им не удавалось нанести себе непоправимый вред, поскольку зло не задерживалось возле Нее, питаемое невежеством тех, кто дальше других забрел в темный лабиринт мелкого эго. Их запутал именно тот самый «интеллект», которым они так гордились.

Порой же, то в одном, то в другом веке, она посылала весть об избавлении столь громогласно, что отрицать этот зов было невозможно. Устами поэта, священника или ребенка она звала своих чад домой. И призыв звучал, омывая волшебными звуками пустоши безнадежной разобщенности. Кто-то слышал его, кто-то возвращался, кто-то поражался и проникался воодушевлением; часть людей полагали весть слишком простой, чтобы быть правдой, и начинали искать более сложных путей, удивляясь при этом силе порождаемого стремления, от которого слезы наворачивались на глаза, но большинство, не желая признаться, что в сердце своем ощущают тайное блаженство, стремились убедить себя в пристрастии к бесконечной борьбе и лихорадочной спешке.

Порой же Она выбирала совершенно иные способы, посылая поразительную весть в цветке, порыве вечернего ветерка, ракушке на прибрежном песке, но чаще всего вплетала ее в мелодию, оттенок морской волны или растительного ковра, покрывающего холмы, шелест ветвей в сумерках, закатный или рассветный шорох. Это Теренс и сам мог припомнить…

Но никогда призыв не достигал Ее детей через разум, ибо именно он и увел их прочь. Ему внимает лишь сердце.

Простая жизнь! Вспомнив обо всехсмелыхутопиях, придуманных людьми, он улыбнулся, ибо был свидетелем столь ослепительной истины, что не оставила ни единого темного уголка. Воистину, далек тот день, когда лев ляжет рядом с ягненком, а люди заживут мирно, заботясь друг о друге; когда внутренняя жизнь будет признана за реальность, которой она является, где неведомы раздоры, завоевания и потери, поскольку нет обладания материальными вещами; где мелочное «я» сольется с жизнью больших масштабов, – далек, но, вне всякого сомнения, не является недостижимым. Теренс видел Лик Природы, слышал ее Зов, вкусил радости и покоя, значит, и прочие люди в уставшем от борьбы мире могли бы достичь того же. Стоило лишь показать туда путь. Блистающая Истина, которую он видел, совершенно ясно состояла в том, что любой услышавший Зов знал: он обращен к нему, облеченный в сияние любви, весь мир превращающей в родню, а Землю – в поистине священную Мать. И каждая душа способна явить собой тот канал, которым призыв вернуться домой полетит дальше по миру. Жить в согласии с Природой, деля с ней сознание высшего порядка, стремясь подняться к состояниям более величественным, ближе к вечному дому, – это было начало постижения правды, жизни, пути.

Всем «религиям» нашлось объяснение, как и бескомпромиссным заявлениям, заставляющим людей отворачиваться друг от друга; страху потерять жизнь, если направить усилия на поиски воссоединения с природой; почти недостижимой любви к соседу своему как к самому себе; представлению, что богатым может помешать войти в Царствие Небесное грубое нарушение чьих-то прав. И мир должен увидеть это вместе с ним, просто обязан, никуда не деться. Незатейливость малого ребенка, бескорыстие и самоотдача мистика – вот замечательные ключи к тайне.

Смерть и могила утратили силу. Ибо на стадии расширенного сознания, за пределами преходящей материальной стадии бытия, он видел воссоединение любимых, которых, подобно словам, включали во фразу, поясняющую их жизнь, ту фразу – в абзац, а его – в величественную историю свершений, которая в итоге войдет в вечную библиотеку Бога, воссоединяющего всё.

Теренс видел, как божественные эти волны, вечные и безмятежные, достигали пика, и каким-то образом понял, что на каждой из стадий личность не теряется, а скорее расширяется и укрупняется. Любовь к Земле, жизнь в близости к Природе и отрицание так называемой цивилизации есть первый шаг восхождения. В Простой Жизни, возврате к Природе, начиналась тропа к звездам и небесам.

XL