Кентавр

В комнате стояла тишина, но тут вспыхнуло воспоминание – в один момент, хотя на рассказ уходит существенно больше времени, – о читанном у немецкого философа Фехнера, что Вселенная повсюду обладает сознанием, что она живая, сама Земля – живое Существо, а понятия Мировая Душа или Космическое Сознание намного важнее, чем лишь красочные представления древних…

Доктор вновь стал на якорь, устроившись на диване напротив. К величайшему облегчению ирландца, он заговорил первым, потому что О’Мэлли просто не имел ни малейшего представления, с чего начать.

– Теперь мы знаем – по крайней мере, вам это точно известно, так как я читал верное описание в ваших книгах, – что личность человека способна расширять свои пределы при некоторых обстоятельствах, называемых отклонениями от нормы. Она может направлять на расстояние часть себя и там являться, действуя в отрыве от центрального тела. Таким же образом Земля, как Существо, могла прежде отделять от себя, проецировать свои фрагменты. И вполне возможно предположить, что ныне остались существовать пережившие время проявления сознания Земли в формах, которые она почти совершенно вобрала в себя перед лицом наступающего человечества и которые остались жить лишь в легендах и поэтических видениях, успевших уловить память о них и нарекших богами, чудовищами, всевозможными мифическими существами…

И тут, будто вдруг пожалев, что дал волю воображению, доктор сменил тон и заговорил суше и бесстрастнее. Как будто переключился на другой аспект своих убеждений. Он вкратце описывал опыт, обретенный в крупных и небольших частных клиниках. По сути, он излагал ни много ни мало те убеждения, к которым в свое время пришел сам О’Мэлли и открывшие путь к более глубинным вещам. Насколько ирландец мог разобрать в своем, всё никак не проходившем возбуждении, доктор говорил о теории, что у человека есть некая текучая, или эфирная, часть, повинующаяся сильным желаниям, которая при определенных условиях могла отделяться – проецироваться – в форме, диктуемой этим желанием.

Доктор использовал свою терминологию, поэтому О’Мэлли лишь потом смог так сформулировать его мысли для себя. Шталь спокойно излагал, какие наблюдения в лечебницах и частной практике подтолкнули его к таким выводам.

– Я убедился, что в поразительно сложной человеческой личности есть некий компонент, – продолжал он, – часть сознания, способная покидать тело на непродолжительное время, не вызывая смерти; что она иногда наблюдается другими людьми; что она может поддаваться мысленному и волевому воздействию, в особенности интенсивному неутоленному желанию, и что она даже способна приносить облегчение тому, частью которого является, субъективно удовлетворяя те самые глубинные желания, что вызвали ее появление.

– Доктор! Вы говорите об астрале?

– Я не знаю, как это можно назвать. По крайней мере, я не могу дать ей имени. Другими словами, эта часть сознания способна создать подходящие условия для такого удовлетворения – возможно, призрачные, напоминающие сон, но вполне реальные в момент восприятия. К примеру, такое состояние вызывается сильными переживаниями, что объясняет появления людей, находящихся на расстоянии, и сотни иных проявлений, истинность которых мои собственные исследования отклонений личности от нормы заставили меня признать. И ностальгия порой становится таким средством исхода, каналом, по которому все внутренние силы и сокровенные желания устремляются к своему осуществлению в каком-либо человеке, месте или мечте.

Шталь отринул все условности и свободно говорил об убеждениях, редко находивших выражение. Это совершенно явно приносило ему облегчение – дать себе волю. В конце концов, в нем всё же жил настоящий поэт бок о бок с наблюдателем и аналитиком, что интересным образом раскрывало фундаментальное противоречие его натуры. О’Мэлли слушал, будто в полусне, не понимая, что общего имеют эти рассуждения с недавно упоминавшимся Живым Космосом.

– Более того, внешнее обличье этого эфирного Двойника, сформированное мыслью или страстным желанием, находится в непосредственной связи с этой мыслью или желанием. Сами формы, когда они обретаются, могут быть самыми разнообразными – весьма разнообразными. Их можно ощутить при ясновидении как эманацию, а не зримо видимое физическое тело, – продолжил он. А затем, пристально взглянув на собеседника, сказал: – А в вашем случае этот Двойник, как мне всегда казалось, способен намного легче отделиться от тела.

– Без сомнения, я творю свой собственный мир и легко погружаюсь в него отчасти, – пробормотал ирландец, которого разговор занимал всё сильнее, – сны наяву и всё такое… до некоторой степени.