У всех предшественников Достоевского, начиная с Чосера и кончая Диккенсом, зло всегда бывало раскрыто, а лицемер получал наказание. Достоевский нарушил эту традицию. В его романе зло торжествует, а лицемер «увенчан» лаврами святого. Как нам представляется, подобный финал «Села Степанчиково» обозначил собой вовсе не комический, но скорее трагический поворот сюжета. От идиллии, воцарившейся в доме Ростанева, пахнет мертвечиной, ибо обитатели поместья, где безраздельно властвует устроивший их счастье Фома Фомич, духовно мертвы. Такова судьба не только благородного и прекраснодушного Ростанева, но и ранее все понимавшей Настеньки, ставшей женой полковника, да и всех остальных обитателей его дома. Единственное исключение — рассказчик Сергей Александрович, но он человек из другого мира, глядящий на все со стороны и в финале в этот другой мир уезжающий.
Вероятно, правы те исследователи, кто видит в Фоме первый эскиз образа Великого Инквизитора.1889 Однако здесь есть и важное различие. Великий Инквизитор только мечтал построить царство абсолютной несвободы, где слабые люди поклонились бы чужому авторитету, но на его пути встал Иисус Христос с его идеей основанного на свободе единения людей. И вся логика столь красноречивых рассуждений Инквизитора рухнула перед молчанием Христа, на прощание поцеловавшего девяностолетнего старца в его иссохшие уста. Воплощенная любовь сильнее снисходительного презрения, и Инквизитор, очевидно, отдает себе в этом отчет, когда он просит Христа больше никогда не возвращаться на землю. Отворяя дверь темницы, Инквизитор, на сердце которого «горит» поцелуй Христа, хотя старец и не изменил своих взглядов, говорит: «Ступай и не приходи более… не приходи вовсе… никогда, никогда!» Ведь только без Христа он сможет попробовать привести свои планы в исполнение.
Фоме Фомичу же удалось на практике построить такое царство сладкого рабства, тот самый человеческий муравейник, образ которого вскоре возникнет в «Записках из подполья», где все радуются, отказавшись от собственной воли и вверив свою судьбу невежественному тирану-самодуру. Так в творчестве Достоевского впервые уже в этом раннем произведении возник гениально предугаданный писателем прообраз тоталитарного режима, где ставшие рабами люди, обожествляя своего вождя, почитают себя счастливейшими из смертных. Ничего похожего литературная традиция изображения лицемера и его жертвы до тех пор не знала. В финале «Села Степанчиково» отчетливо слышны трагические ноты, взрывающие комическую оболочку книги и превращающие ее, по крайней мере, с позиций начала XXI в. в роман-предсказание и предупреждение. Читающий да разумеет! Так повернуть казавшийся привычным сюжет в XIX в. мог только Достоевский.
Иллюстрации
Портрет Чосера (XV век)
Четыре молодых человека добиваются милости дамы (гобелен XV века)
Трактир XIV века (иллюстрация из рукописи XIV века)
Иллюстрация к «Рассказу Рыцаря» из рукописи, хранящейся в Австрийской национальной библиотеке в Вене (Паламон и Арсита видят Эмилию из окна темницы)
Богородица с Младенцем (витраж XIV века)
Сцены из семейной жизни (из календаря Шарля Ангулемского — XV век)
Сцена средневековой охоты (иллюстрация из рукописи, хранящейся в Национальной библиотеке в Венеции)
Чосер читает придворным «Троила и Крессиду» (XV век)
ПРИМЕЧАНИЯ
При составлении данных примечаний использовались следующие издания «Кентерберийских рассказов» и текстов Чосера:
The Riverside Chaucer. New Edition. Oxford University Press, 1989.
The Complete Works of Geoffrey Chaucer / Ed. by W. Skeat. Second edition. Vols. 1, 4, 5. Oxford University Press, 1963.
Цитаты из Оксфордского словаря английского языка приводятся по: OED — Oxford English Dictionary. Полное электронное издание: http://dictionary.oed.com