От леса Блийн проехали мы прямоЧерез селенье «Горбыли да ямы»(Так Горблдаун паломники зовут).И расшутился наш трактирщик тут:«А ну, друзья, потянем дружно репку, [295]Она в грязи, видать, застряла крепко.Да разбудите же того лентяя,Того пропойцу, олуха, слюнтяя,Его любой сумеет вор украсть,Когда поспать задумает он всласть.Смотрите, как клюет наш повар носом,Смотрите, как в седле сидит он косо.И это повар лондонский? Позор!Толкните в бок его. Какой бы вздорОн нам ни рассказал, черед его.Нам повара известно мастерство:Рыгали мы не раз, обед откушав.Эй, повар! Стыдно, друг. Проснись! Послушай!Не рано ли с полудня отдыхать?Иль ночью блохи не давали спать?Иль с потаскушками ты колобродил?Иль, может, пьян ты? При честном народеТы подбодрись, нельзя ж так раскисать». Весь бледный, повар стал тут бормотать:«Ох, сэр хозяин! — мямлил он, икая,—Такая малость… вот напасть какая…Еще соснуть бы… не хочу вина…И без того башка моя пьяна…» «Плоха надежда, — молвил эконом,—Куда ему теперь! Лишь об одномОн думать может, так давайте вамРассказывать сейчас я буду сам.Смотрите-ка, лицом белей он мелаИ выпучил глаза, как угорелый.Потухли очи, еле дышит он,И вкруг него весь воздух зараженЗловоньем тяжким, это знак болезни.Тебя жалеть? Ну нет! Да хоть ты тресниОт перепою, пьяница, чурбан!Пусть лопнет твой луженный водкой жбан.Чего зеваешь, рот вовсю разиня,Закрой скорее пасть свою, разиня,Не то влетит тебе в утробу бес.Сиди ты смирно! Ну, куда полез?Мутит тебя небось, вонючий боров,И от вина, и от моих укоров.Вы посмотрите на него, друзья,Вот цель для лука или для копья. [296]Его вспороть, как чучело с трухою,Занятно было бы. Увы, с какоюДубиною судьба связала нас!Ну, что, дурак, с меня не сводишь глаз?Ну хоть напился б ты «до обезьяны»,А то ты, как баран иль боров пьяный». [297] Хоть повар ярости не мог сдержать,Но не способен был он отвечать.Не в силах выбраниться, с перепоюОн замотал тяжелою башкою.Потом, как куль, с седла свалился в грязь.Его встряхнули, со смеху давясь: «Эх, повар! Всадником быть захотел.Сидел бы в кухне, в очаге вертелИ жарил дичь, а то полез туда же». Весь вымазанный, был свиньи он гаже,Когда с трудом назад его в седлоСтаранье общее приволокло.И поднялись тут аханья да охи,Ехидный смех и сожаленья вздохи. «Его, видать, упорно держит хмель! —Сказал хозяин эконому. — ЭльЕму попался крепкий или слаб он,Но только весь блевотиной закапан.Перхает, кашляет, бормочет в нос,А то еще проймет его понос.Ему как будто стало много хуже,Как бы ему не выкупаться в луже,Тогда опять тащить придется намЕго из грязи. Как гиппопотам,Он грузен и тяжел. Пусть протрезвится.С него рассказом нам не поживиться.Ну, что ж. Рассказывай. Но чересчур ужТы строг к нему. Как сам набедокуришьИ счетец на провизию подашьС надбавкой, что тогда? Обычай вашЯ хорошо, мой друг, прекрасно знаю.Так не пришлось тогда бы краснобаюИ повара подачкой подкупать,Чтоб он обид не вздумал вспоминать». «Ну мыслимо ль злопамятство такое? —Тут эконом сказал. — Да, коль не скроетМоих уловок повар, я впросакМогу попасть. Хотя он и дурак,Я бы готов деньжат ему добавить,Когда бы этим мог себя избавитьОт неприятностей. Ведь я бранилЕго по-дружески. Я с ним шутил.Да разве я такого молодцаМог выбранить? Купил я тут винцаХорошего и крепкого баклажку.Вы видите, бедняге очень тяжко,Со мной он не откажет разделитьБаклажку ту и мир восстановить.Вы все свидетели, что мировуюМы выпьем с ним, чтоб не браниться всуе». И впрямь к баклажке повар приложился,Но он не в первый раз опохмелилсяУже в то утро, и вино не впрокЕму пошло; испивши сколько мог,Он благодарность промычал по-бычьи,Тем примиренья выполнив обычай. Тут с хохотом трактирщик закричал:«Смотрите, а ведь только что рычал,Теперь я знаю, как мирить буянов,Как врачевать любой обиды раны.С собой в дорогу бочку буду брать —Вином вражду и ссоры заливать.Великий Бахус! Вот кому хвала!Вот с кем ни скуки нет и нету зла.Печаль и скорбь в веселье обращает,Врагов мирит и жажду утоляет.Но будет нам о пустяках болтать,Сэр эконом, извольте начинать».