Что именно она ждала вот уже столько дней и столько недель, лежа без дела на супружеской кровати в этой арт-резиденции? Что-то неожиданное от Свена? Что-то неожиданное от себя самой? А еще эти кентуки… Они просто бесили ее. Какой все-таки смысл таится в этой идиотской выдумке? Зачем всем этим людям потребовалось разгуливать по чужим квартирам, наблюдая, как другая половина человечества чистит зубы? Почему бы не заставить кентуки делать что-нибудь другое? Почему никому в голову не приходило, что с их помощью можно совершать по-настоящему жуткие вещи? Почему никто не оставил кентуки на вокзале и не велел ему взорвать там все к чертовой матери? Почему ни один из тех, кто управлял кентуки, не начал шантажировать авиадиспетчера и не приказал ему пожертвовать пятью самолетами во Франкфурте ради спасения своей дочери? Почему ни один пользователь из многих тысяч, которые имеют в этот миг доступ к серьезным документам, не взял на заметку какие-либо чрезвычайной важности данные, чтобы обвалить Нью-Йоркскую биржу, или внедриться в систему, контролирующую работу лифтов в целом микрорайоне и разом обрушить их в десятках небоскребов? Почему до сих пор ни одно чертово утро не началось с сообщения о гибели миллиона потребителей из-за десяти литров лития, попавшего в готовую продукцию на бразильском молокозаводе? Почему все истории остаются такими мелкими, такими ничтожно личными, жалкими и предсказуемыми? Такими отчаянно человеческими? Даже из пресловутого бойкота в День мертвых ничего не получится. И Свен не откажется ради нее от своих монотипий. И она ни ради кого не откажется от своих состояний экзистенциального
Алина решила, что купит обратный билет на первые числа ноября. Таким образом она успеет побывать на открытии дурацкой выставки Свена, о которой столько говорят в кулуарах, а через день или два сядет на самолет и навсегда спрячется в своей любимой Мендосе. Кентуки она возьмет с собой. На время полета положит его на багажную полку, а вот забирать из самолета ни за что не станет. Пусть какие-нибудь другие груди, но только не ее, в дальнейшем будут развлекать Полковника.
За это время случилось много всякого. В школе он на первой же перемене спешил отчитаться перед своими друзьями, и теперь послушать его собиралось уже гораздо больше ребят. Четверо друзей Марвина из его же класса были “хозяевами” кентуки, но остальные в большинстве своем предпочитали управлять ими, при этом некоторые проживали уже вторую, а то и третью “жизнь”. Однако до сих пор никому еще не случалось побывать в земле викингов, и уж тем более никто не получал “свободы” и не путешествовал, имея при себе карту с указанием нескольких мест, где спрятаны зарядные устройства. Вне всяких сомнений, вряд ли какому-нибудь другому кентуки досталась более интересная судьба. Время активности дракона Марвина приходилось на промежуток между одиннадцатью вечера и двумя часами ночи, поэтому в пути дракон редко с кем встречался, да и те, с кем он все-таки сталкивался, были, как правило, пьяны – хотя и это тоже выглядело по-своему занятно. Кроме того, малый рост кентуки позволял ему видеть в поселке то, что никто другой заметить просто не мог. Клуб освобождения оставлял свои знаки повсюду: маленькие граффити появились и на бортовом камне тротуаров, и по самому низу на стенах домов. Стрелки указывали, где кентуки может найти укрытие от дождя, а в десятках домов ему готовы были помочь исправить маленькие поломки или предоставить зарядную базу.
Накануне на нижней доске скамейки, стоявшей на площади, он прочитал:
Тут он сразу же подумал о