На самом деле Эмилию беспокоило главным образом то, как мало сын оберегает от посторонних глаз свою личную жизнь, и ей казалось возмутительным, что даже она сама, человек совсем другого поколения, человек, более чем далекий от новых технологий, даже она гораздо лучше сознает, какую опасность таят в себе отношения с этими новомодными игрушечными зверьками. Примеры тому Эмилия каждый день наблюдала по телевизору. Приглашаемые в разные программы специалисты с регулярностью прогнозов погоды давали все новые и новые советы и обучали зрителей мерам предосторожности. Вообще-то, Эмилия считала, что это вопрос здравого смысла – просто надо уметь вести себя осмотрительно. В таких делах необходимо опираться на жизненный опыт и обладать хотя бы минимальной интуицией. Правда, иногда можно было и рискнуть – среди зверюшек попадались по-настоящему хорошие экземпляры, как ее собственный кентуки или как ее же крольчиха в Эрфурте. За ними стояли добропорядочные люди, которые всего лишь хотели разделить с кем-то досуг.
Так было поначалу и с Евой. Потом из-за Клауса девушка вдруг стала резкой и вспыльчивой, но сейчас день за днем протекали вполне спокойно. Правда, немец продолжал названивать Эмилии. На первых порах она, увидев его номер на экране мобильника, начинала дрожать. Металась по квартире с зажатым в руке телефоном и не знала, как поступить. И в конце концов всегда отвечала. Его английский был совершенно невразумительным, и большая часть сказанного до нее не доходила, но после третьего или четвертого звонка она начала привыкать к этому глухому голосу и свыклась с мыслью, что не так уж и важно понимать, что именно он говорит. За последние месяцы она научилась на многое смотреть по-новому и поэтому заподозрила, что за его похотливыми и агрессивными монологами кроется еще и что-то иное. Она внушила себе: необходимо делать над собой усилие и выслушивать их, ведь это даст ей шанс чуть лучше разобраться в той реальности, которая окружала Еву. Эмилия делала это ради Евы, вернее, ради них обеих. Она слушала голос немца и закрывала глаза, стараясь вникнуть в смысл его речи. А вдруг этот мужчина на самом-то деле тоже искал хоть каплю внимания к себе, вдруг его звонок был формой разрядки и вносил некоторое облегчение в тяжелую и немилосердную к нему жизнь, о которой Эмилия не имела ни малейшего представления? Иногда, если судить по интонации, Клаус задавал вопрос, затем следовала пауза, и тогда Эмилия отвечала что-нибудь по-испански – про погоду или про последние политические события, но Клаус тотчас перебивал ее и снова заводил речь о чем-то своем. Отсоединялся первым всегда он. А вот Эмилия, разумеется, старалась терпеть до самого конца.
Она сбросила простыню, накинула легкий халат и встала. Крольчиха последовала за ней на кухню, и они поставили кипятить воду для чая. Не прошло и недели, а у них уже появилось что-то похожее на общие и даже устоявшиеся привычки. Правда, в самом начале Эмилия еще сопротивлялась и не хотела слишком уж обольщаться или поддаваться чарам своей милой питомицы. То, что теперь у ее ног целый день крутилось нечто, в точности повторяющее ее саму, какой она стала во Франкфурте, казалось Эмилии чуть ли не ловушкой и не могло не вызывать подозрений. Но вместе с тем бросалось в глаза уважение, с каким относилась к ней крольчиха. Однако вовсе не внешнее сходство делало двух кентуки одинаковыми, не один и тот же цвет шкурки и не пряжка, пристегнутая между ушками. Нет, на самом деле Эмилию не отпускало ощущение, будто она постоянно видит рядом себя же саму. Иными словами, они с новым кентуки были все равно что души-близнецы, это проявлялось буквально во всем, и порой Эмилия с болью оставляла крольчиху одну, уходя в ближний магазин за продуктами.
– Знаешь, ты единственная из всех моих знакомых, кто стал одновременно и “хозяйкой” и “жизнью” кентуки, – как-то раз сказала ей Глория.
Они болтали про кентуки после бассейна в душе, тайком от Инес, пока та доплывала свои последние метры.
– И благодаря этому у тебя наверняка появился особый взгляд на многие вещи, правда?
Да, пожалуй, теперь она и сама это стала понимать. Иногда Эмилия бродила по квартире в Эрфурте, отыскивая Еву, и в то же время слышала за спиной шум от движений собственной крольчихи, словно речь шла о запоздалом эхе. Кстати сказать, на ее крольчиху, судя по всему, действовало как-то успокаивающе то, что ее “хозяйка” одновременно является еще и “жизнью” другого кентуки. Тебе, Эмилия, пора как следует поразмыслить надо всеми теми слоями взаимопонимания и единомыслия, которые порождаются подобной ситуацией. В кого она сама в итоге превратилась? В монаха дзен, который стремится постигнуть во всей его сложности сосуществование обоих кентуки? Но совершенно очевидно было одно: она стала человеком, который многому учится.
– Они ведь все понимают, вы согласны? – время спустя сказал ей незнакомый мужчина в супермаркете, но сказал почему-то с досадой.