Кёрклендские забавы

С холста на меня взирал молодой сэр Мэтью. Ниспадающий мягкими складками шейный платок и зеленый бархатный камзол – сама элегантность, лицо румяное, а не цвета портвейна, глаза несколько больше, чем теперь, и, думаю, не ошибусь, если предположу, что в те дни он был распутником. Рядом с ним была женщина, его жена, догадалась я. Она была красива какой-то утонченной, хрупкой красотой, на ее лице застыло выражение смирения. Мать Гэбриела, подумала я, умершая вскоре после его рождения. Был там и портрет самого Гэбриела, юного и невинного.

– Вы будете рядом с ними, – сказал Люк. – Как и остальных, вас пленят и заточат в холст… и через двести лет новая хозяйка дома будет смотреть на ваш портрет и думать о вас.

Меня передернуло: я явственно ощутила желание сбежать от своего проводника, вырваться из этого дома хотя бы на полчаса – разговоры о самоубийстве меня угнетали.

– Пятнице уже хочется гулять, – сказала я. – Думаю, мне пора вывести его на улицу. Спасибо, что потратили время, чтобы все мне показать.

– Но я показал вам далеко не все. Здесь еще много чего можно посмотреть.

– В следующий раз я смогу насладиться экскурсией в полной мере, – твердо произнесла я.

Люк поклонился:

– С огромным удовольствием продолжу ее.

Я стала спускаться по лестнице и на середине обернулась. Люк стоял между портретами, наблюдая за мной; вид у него был такой, будто он вот-вот шагнет в одну из рам и станет одним из изображенных на полотнах мужчин.

Остаток дня я провела с Гэбриелом. Днем мы поехали кататься на пустоши и вернулись как раз к обеду. Вечер прошел так же, как и предыдущий.

Прежде чем лечь спать, муж отвел меня на балкон, и когда мы стояли там, наслаждаясь видом, я сказала, что еще не посетила развалины аббатства и хочу сделать это завтра.

Следующее утро Гэбриел снова провел с отцом, а я отправилась гулять с Пятницей. На этот раз к аббатству.

Приближаясь к этим старинным руинам, я не переставала изумляться. Было солнечное утро, и то тут, то там поблескивали камни, словно инкрустированные бриллиантами. Трудно было поверить, что это развалины, – огромная башня сохранилась полностью, как и стены. Лишь подойдя ближе, я увидела, что здесь нет крыши – на ее месте светилось небо. Аббатство находилось в долине, недалеко от реки, и, видимо, было лучше защищено от ветра, чем Забавы. Теперь я смогла отчетливо рассмотреть высокую нормандскую башню, древний контрфорс и неф, который, подобно башне, прекрасно сохранился, разве что лишился крыши. Меня поразила площадь, занимаемая остатками аббатства. Я подумала, как интересно было бы составить его план, чтобы потом воссоздать это строение у себя в воображении.

Пятница возбужденно носился вокруг меня, как будто разделял чувства, навеянные этим местом. Вот здесь, сказала я себе, были несущие стены. Впрочем, на этом месте было достаточно камней, чтобы определить, где находились, например, кухни, клуатр[7], неф, трансепт[8], монашеские кельи.

Ступать приходилось осторожно, потому что повсюду из земли торчали опасные обломки камней. На минуту я потеряла Пятницу из виду, и меня тут же охватила паника, что было довольно смешно. Не менее нелепой была и моя радость, когда пес прибежал на мой оклик.

«Интересно, из какой части аббатства взяли камни для строительства Забав?» – подумала я. Мне хотелось разузнать побольше об истории дома и семьи, к которой я теперь принадлежала. Я посмеялась над собой.

Я так многого не знала о собственном муже. Почему он столь скрытен со мной? Почему меня не покидало ощущение, будто он что-то от меня утаивает?

Я села на камни (очевидно, это было все, что осталось от монашеского дортуара) и, собравшись с мыслями, призналась себе, что, приехав сюда, недостаточно много думала о Гэбриеле.

Естественно, его одолевали очень странные фантазии, ведь он был молод, но страдал болезнью сердца, угрожающей жизни.

Этим и объяснялась его постоянная мрачность. Гэбриел боялся смерти, и еще мне казалось, что его тревожит что-то в доме, в этих старых руинах. Как бы я чувствовала себя, если бы смерть подстерегала меня за углом? Этого не представишь, пока не столкнешься в действительности.

Я сделаю все, чтобы Гэбриел был счастлив. Более того, не стану, подобно ему, соглашаться с неотвратимостью смерти. Я окружу его такой заботой, что смерть отступит.

Я очнулась от задумчивости, услышав собачий лай. И позвала:

– Пятница! Пятница!

Пес не прибежал на зов, и я пошла его искать.

Нашла я его в руках у незнакомого мне мужчины. Пятница пытался вырваться и, если бы не ловкость незнакомца, непременно искусал бы пленившие его руки.

– Пятница! – крикнула я, и тогда державший его человек повернулся ко мне.

Он был среднего роста; меня поразили его огненные карие глаза и оливковый оттенок кожи.

Увидев меня, мужчина отпустил собаку, снял шляпу и поклонился.

Пятница, сердито лая, бросился ко мне и, когда я шагнула вперед, встал между мной и незнакомцем, как будто защищая меня.

– Так это ваша собака, сударыня? – произнес мужчина.

– Да. Что произошло? Обычно он весьма дружелюбен.