Кероглу.Азербайджанский народный эпос.(перепечатано с издания 1940 года " Кёр-оглы")

Эй, салам, Кероглу, наши девушки, знай,
Своенравны, сердиты обычно бывают.
Неуживчивы и непокорны они,
И неласковы и злоязычны бывают.

Скажешь слово — услышишь десяток в ответ.

Неприветливым будешь — спасения нет,
Зазеваешься — не оберешься ты бед:
Бьют они муженьков горемычных, бывает.

Скажешь: «сядь!» — не садятся, упрямы, горды.

Словно дикая лошадь, не знают узды.
Не захочет — к руке не притронешься ты.
И сварливыми до неприличья бывают.

От султана, от хана не скроют лица.

Не пугаются крови, храбрей храбреца.
Коль такая родит от тебя молодца —
Он в сраженьи игидом отличным бывает.

— Паша, вот такая девушка и нужна мне, — сказал Кероглу. Прямое и смелое слово Кероглу понравилось Араб-паше.

Собрал он визирей и векилов на совет. Те, говорят, соглашайся.

Араб-паша послал людей к Мовминэ-ханум. А она ответила, что поступит по воле отца.

Стали готовиться к свадьбе. Попировали и отдали Мовминэ-ханум за Кероглу.

Ровно сорок дней и сорок ночей пробыл Кероглу в Дербенде. Когда же наступил день сорок первый, он сказал:

— Ну, Мовминэ-ханум, пожили мы тут, довольно, собирайся и поедем в Ченлибель.

— Не оставлю я родной земли и никуда не поеду, — ответила она.

Как ни убеждал Кероглу Мовминэ-ханум все «нет» да «нет». Видит Кероглу что не сломить ему ее упрямства. Снял с себя золотой браслет, дал Мовминэ-ханум.

— Я уезжаю. Коли ты не хочешь ехать, оставайся. Возьми этот браслет и сохрани его. Если у нас родится дочь, продашь и сделаешь ей подарок, если же сын, наденешь ему на руку, он придет и разыщет меня.

Попрощался Кероглу с женой, сел на Гырата и вернулся в Ченлибель. Удальцы снова собрались вокруг него.

— Кероглу, почему ты вернулся один? — спросил Дели-Гасан.

Взял Кероглу свой саз, прижал к груди и ответил так:

Не открылась любимая мне, Гасан,
Не сверкнула мне оком, — что говорить…
За тебя мне в огне гореть, Гасан.
Горе в сердце глубоко, что говорить…

С ней расставшись, едва не умер я,

Я лишился надежды, слезы струя.
О где ты, властительница моя.
Тесен мир мне жестокий, что говорить…

Для Кероглу день ненастным стал,

К себе самому безучастным стал,
Любя Мовминэ, я несчастным стал.
Не хищник я — сокол, — что говорить…

Теперь оставим Кероглу с его удальцами в Ченлибеле. О ком же я расскажу вам? О Мовминэ-ханум в Дербенде.

Ровно через девять месяцев, девять дней и девять часов родился у Мовминэ-ханум сын. Назвала она его Гасаном. Мальчик рос не по дням, а по часам. Прошел лишь месяц, а уж ему и два года можно было дать. Ну, взяли к нему мамок, нянек, а позже и моллу. Вырос Гасан, стал большим, рослым, и дед, Араб-паша, поручил его пехлеванам и людям, знающим военное дело. Те стали обучать его верховой езде, борьбе, стрельбе из лука.

А надо вам сказать, что был он мальчиком непослушным и озорным. И минуты не посидит спокойно. Не раз Араб-паша бранил и увещевал его. Но дедовы слова Гасану входили в одно ухо, а в другое — выходили. И делал он все, что вздумается. За это дед прозвал Гасана Кюрдоглу. [131]Так это имя за ним и осталось.

Кюрдоглу вырос и стукнуло ему восемнадцать лет.

Как-то раз он поспорил с каким-то плешивым. Тот ему, этот ему, и Кюрдоглу, не задумываясь, хвать плешивого кулаком по уху. Кое-как, вырвавшись из рук Кюрдоглу, плешивый пустился наутек и крикнул:

— За что бьешь меня, эй, ты, выродок, не знающий своего отца?

Слова эти крепко задели Кюрдоглу.

— Кому ты это говоришь? — крикнул он, бросившись вдогонку за плешивым.

Всюду он искал его, но найти никак не мог.

Повернулся Кюрдоглу и пришел прямо к своей матери. Видит Мовминэ-ханум, что идет ее сын и все в нем так и горит-кипит. Кровь, как говорится, готова брызнуть из его глаз.

— Дитя мое, что случилось? — спросила Мовминэ-ханум.

— Мать, скажи, кто мой отец?

Не хотелось Мовминэ-ханум признаться сыну. Ведь был он у нее один-единственный, зеница ее ока. Подумала она: «Скажу ему правду, а он возьмет да уедет». И решила обмануть его:

— Дитя мое, нет у тебя отца.

Понял Кюрдоглу, что не хочет мать говорить ему правды, и сказал: